Теперь Егора Андреевича не было рядом, и Елена Сергеевна коротала дни в разговорах по телефону с подругами. Рыжий сеттер Бинго стал ее другом и составлял ей компанию. Крохотного, с рыжими завитками Биньку принес ей однажды вечером два года назад Андрей.
— Расти, мама! Буду с ним на охоту ездить.
Бинго и вырос — рослым, длинноногим, веселым, шустрым и очень эмоциональным. Ближе к лету Елена Сергеевна переезжала на Николину Гору и жила там вместе с Бинго в ожидании гостей: сына или его бывшей жены Лены, кого-нибудь.
У них был огромный лесной участок с выходом к реке, и Бинго носился по нему с утра до ночи. В одном углу участка стоял старый деревянный дом — с телефоном и кухней, украшенной хохломой, самоварами, рушниками и подносами. В другом углу участка стоял новый дом, достроенный Андреем недавно. Он строил его для своей семьи и будущих детей года четыре. Но тут его жена, Лена, взяла и ушла от него к своему старому поклоннику. И Елена Сергеевна с Андреем остались совсем одни.
— Она еще вернется, вот увидишь, — твердила сначала Елена Сергеевна сыну, — она же любит тебя!
Андрей вздыхал. Лена иногда приезжала к Елене Сергеевне — ее новый муж тоже строился неподалеку. Приедет, попьет чаю на кухне с хохломой, потреплет по холке Бинго и уедет.
На этом участке все было здорово — не хватало только детских голосов. Елена Сергеевна радовалась, когда на выходные туда приезжал Андрей с целой толпой своих друзей — женатых и неженатых, кое-кто с ребятней. Места всем хватало.
Каждый год Елена Сергеевна подсаживала вокруг нового домика розы, а если ей было грустно — садилась в машину и гоняла ночью по шоссе. Этот способ успокаиваться она обнаружила давно и пользовалась им особенно охотно, когда скучала зимой в городе. Она много помогала Андрею с новым домом: выбрала светильники и кухонную мебель, бытовую технику, смотрела за рабочими.
И все равно рабочие испортили ей пол на втором этаже, зато на первом выложили отличный камин. Окна нового дома смотрели прямо на сосны, а сосновые полы золотились янтарным светом. Новый дом стоял пустой, зимой на даче никто не жил. Андрей уставал и ночевал в городе, а ей даже больше нравился их старый деревянный домик — их с Егором.
Доктор Кузиков смотрел в окно и думал почти ни о чем — о зеленых почках на ветке тополя и о том, как радостно встретит его на даче Бинго.
— Какой симпатичный пес! Андрюша, дашь нам щеночков, когда разживешься? — просили приятели.
— Каких еще щеночков? — возмущалась Елена Сергеевна. — Бинго пока не женат, он невинен!
Андрею хотелось на дачу, к маме и Бинго. Невинный Бинго от счастья начнет подпрыгивать на высоту его плеч, а мама сразу же бежит на кухню за их любимыми фарфоровыми немецкими чашками.
Глава 53
Елену Сергеевну любили все, кто ее окружал. Длинноногий и бестолковый Бинго любил Елену Сергеевну, потому что вообще любил всех на свете. Хмурый и небритый тип по имени Игнат, который смотрел за отопительной системой нового дома — следил за давлением пара в котле, — презирал все человечество, кроме Елены Сергеевны. Ее он почитал.
Андрей тоже очень любил свою маму — она никогда не предавала его, обожала сына и гордилась им. И он не чувствовал себя одиноким, пока на свете есть его мама.
Ленка его бросила. Она ничуть его не любила вопреки заверениям Елены Сергеевны, которая вообще была романтичной, благородной дамой и счастливо прожила с Егором Андреевичем тридцать пять лет. В их жизни не было даже разговоров об измене и предательстве.
Егор Андреевич обожал свою жену. Даже когда умер, Елену Сергеевну будто бы все еще продолжала окружать со всех сторон его спокойная, крепкая любовь. Его друзья навещали, подаренные Егором шубки согревали ее зимой. Она носила его любимые кольца и серьги. Их сын Андрей звонил ей каждый день и старался проводить с ней как можно больше времени. Иногда Елене Сергеевне даже казалось, что Егор Андреевич просто вышел куда-то из их дома — вышел ненадолго и скоро вернется, может быть, уехал на охоту или куда-нибудь в командировку.
Андрей Егорович Кузиков смотрел в окно. На зазеленевшей ветке тополя появились двое воробьев и принялись чирикать о чем-то своем.
Уже прошла неделя, как он выписал эту удивительную Жанну Денежных, но вспоминал о ней сразу же, как только переставал думать обо всем остальном.
Раньше в такие минуты ему вспоминалась его жена Ленка, с которой он развелся в прошлом году. Хорошо, что они так и не успели завести ребенка — было бы только хуже. Ленка была совсем другой породы, чем его мать, хоть и носила одно имя с ней.
— Зовите меня Жанной Нежных. Как выпишусь, сразу же сменю фамилию. А что? Как раз для афиш!
По образованию она актриса, и во время обхода разыгрывала для него небольшие скетчи — считала своим долгом поднимать его боевой дух. Ему и правда нравилось к ней заходить — и потому, что она шла на поправку, и потому, что толково и внятно объясняла ему все тонкости своего самочувствия, без всякого ложного стеснения и глупого кокетства, и потому, что он всей душой желал ей поправиться.
Поначалу доктору казалось, что ему нравится с ней болтать, потому что она и в больнице ведет себя как настоящая женщина и совсем не похожа на других пациентов.
Потом понял, что ждет встреч с ней, и очень испугался. Она была яркой и звездной женщиной по определению, по призванию — даже в больничных бинтах красивая, даже слабенькая телом — великодушная, остроумная.
Он вспомнил, как ее мать умоляла его спасти дочку — иначе у них с мужем на руках останется ее больной ребенок. Он знал диагноз ее сына и понимал, что молодая женщина вдвойне обязана жить.
Кузиков держал в своих руках ее жизнь той мартовской ночью, когда ее оперировал, — жизнь, которая чуть не ушла тогда из нее, но он сумел ее схватить, вернуть ей. Он никогда не сдавался.
Теперь ее здесь не было. В ее палате выздоравливал разбившийся на мотоцикле парень. А в жизни доктора образовалась пустота, которую прежде заполняла прекрасная Жанна Нежных, стюардесса по имени Жанна, как он иногда ее поддразнивал.
Странное имя выбрала ей ее мать. В этой женщине было что-то такое, что наводило его мысли на романы Виктора Гюго и Дюма, заставляя вспоминать описания Версаля, Тюильри, Булонского леса и то чудесное время, когда в пятом классе он запоем читал про мушкетеров.
Жанну хотелось спасать из плена, от коварных кардиналов и наемных убийц в черных плащах. Ее профиль подошел бы к готическим окнам и каменной кладке старинных замков, а одеваться ей стоило бы в прекрасные, темного бархата платья с кринолинами и корсетами, которые он видел на портретах восемнадцатого века.
По его мнению, ей подошли бы жемчужные нити в волосах и украшение с названием фероньерка — цепочка с крупным камнем, ниспадавшая из пышной прически на лоб.
В дверь ординаторской поскреблись, и послышался нежный голосок:
