— Перестану, — сказала она прерывистым шепотом.
Она была почти уверена, что заметила в его взгляде нежность. Он наклонился к ней, и его горячее дыхание смешалось с ее дыханием.
— В таком случае утри слезы, милая, потому что нам сейчас надо радоваться, а не плакать.
Он ее успокаивает? Ей захотелось немедленно обнять его, прижаться к его груди, но с Броуди на руках она не могла этого сделать.
Его взгляд остановился на ее губах. На мгновение ей показалось, что он сейчас ее поцелует, — ей так хотелось этого! Но, увы, он этого не сделал. Да и мгновение это ушло потому что Броуди потерял сосок и испустил недовольный крик. Они рассмеялись.
Несколько дней спустя, когда Мередит наконец смогла вставать с постели, Камерон решил представить своего сынa соплеменникам. Все жители Данторпа собрались в главном зале. Народу набралось столько, что яблоку негде было упасть. Дубовые двери зала были распахнуты настежь, и те, кому не хватило места, стояли на ступенях, ведущих во внутренний двор. Мужчины держали на плечах детишек, потому что всем хотелось увидеть вождя с новорожденным сыном на руках.
Камерон стоял на возвышении. Разговоры стихли. Он сделал шаг вперед. Подняв младенца над головой, он возвестил:
— Позвольте представить вам моего сына, Броуди Александра из клана Маккеев.
В этот торжественный момент Броуди заерзал и издал требовательный крик, удивительно громкий для такого крошечного существа.
Присутствующие расхохотались, но Камерон еще не закончил. Он жестом попросил тишины и повернул голову к Мередит, которая с улыбкой наблюдала за происходящим.
Его теплые, сильные пальцы сомкнулись на ее руке. На мгновение их взгляды встретились.
— А также поблагодарить мою жену, — продолжил он, высоко подняв их соединенные руки, — которая родила его мне.
Оглушительные радостные крики наполнили зал. На глаза Мередит навернулись слезы. Она не могла не вспомнить тот день, когда впервые въехала в ворота Данторпа, — пленница человека, который теперь стал ее мужем. Тогда она и мечтать не могла о том, что его люди будут та« радостно приветствовать ее.
Но это были теперь не только его люди. Это были и ее люди…
Она не могла не вспомнить о своем отце. Уже давно о Рыжем Ангусе ничего не было слышно. Оправился ли он от перенесенного горя? Она надеялась, что оправился. Хотя ей очень хотелось как-нибудь известить его о том, что с ней все в порядке и что у него есть внук, она понимала, что Камерон никогда не позволит ей сделать это. Но сейчас, когда они стояли рука об руку перед его людьми, она чувствовала, что они очень близки друг другу.
Хорошо бы, если бы так продолжалось и дальше…
Рождению первенца у вождя племени радовался весь Данторп. Подарки и добрые пожелания в изобилии сыпались на их новорожденного сына.
Однако в последующие несколько недель муж и жена редко оставались одни. А когда это случалось, в их отношениях возникала некоторая сдержанность.
Мередит снова начала тревожиться. А что, если Камерон все еще думает, будто это она его отравила? Может быть, он тогда съел что-нибудь недоброкачественное? Ей не хотелось думать, что кто-нибудь в Данторпе желал его смерти. Тем не менее отравился только он. Все это было очень, очень странно. И еще ей было ужасно обидно, что Иган обвиняет в этом ее. Было время, когда этот суровый горец стал относиться к ней лучше, но теперь его взгляд снова стал подозрительным и холодным, как туман на горной вершине. Он был рад взвалить на нее вину, потому что ненавидел всех Монро не меньше, чем его друг. «А вдруг он сам отравил Камерона?» — мелькнула у нее в голове. Однако это было полным абсурдом…
Мередит и Камерон не спали вместе — в одной комнате и в одной постели — с ночи, предшествовавшей его отравлению. Он даже перетащил свои пожитки в другую комнату, расположенную рядом с его спальней. Прошел месяц, потом другой, затем еще один. Мередит это очень огорчало, потому что теперь они относились друг к другу, как брат и сестра. С тех пор как родился Броуди, он даже не поцеловал ее ни разу по-настоящему. Он даже не прикасался к ней! Однажды после ужина она заметила на себе его пристальный взгляд, и у нее участился пульс. Ее охватила волна желания. Но увы! Он даже не улыбнулся ей. По его лицу было невозможно угадать, о чем он думает, как будто между ними опустился непроницаемый занавес. Он казался таким равнодушным и далеким! Он резко отвернулся, и у нее сердце сжалось от невыносимой обиды. Стараясь не разрыдаться, она убежала в свою комнату.
Он сам сказал, что они должны постараться сделать так, чтобы их брак был счастливым. Может быть, он передумал? Неужели настал тот момент, которого она так боялась? Неужели, став матерью, она перестала быть для него желанной? Она следила за своим внешним видом, носила волосы распущенными по плечам, как нравилось ему. Гленда заметила, что она удивительно быстро восстановила фигуру после рождения ребенка. И хотя ее груди налились из-за того, что она кормила Броуди, бедра и талия остались стройными, как прежде. Не осталось только прежней любви.
Что толку в том, что она быстро восстановила свою фигуру, что она после родов расцвела? На самом деле она медленно увядала, а Камерон не спешил возвратиться в ее постель… в их общую постель! Тело ее восстановилось но как быть с сердцем? Он любил их сына, и это искренне радовало ее. Если бы при этом он любил еще и мать своего сына!
Она и не подозревала, что Камерона в это время мучают угрызения совести. В те страшные несколько часов, когда жизнь Мередит висела на волоске, он понял, что любит ее больше всего на свете. Ему было безумно стыдно, что он пытался обвинить ее в попытке убить его. Его слишком долго ослепляла ненависть к клану Монро. Она не способна на такое коварство. Только дурацкое упрямство не позволяло ему признать, что в действительности она была такой любящей и такой преданной женщиной, каких он еще не знал. А теперь в ней появилась спокойная сила и уверенность в себе, и он любил ее даже с: нее.
Он никогда прежде не испытывал таких терзаний. Быть на расстоянии вытянутой руки от нее — и не иметь возможности прикоснуться к ней! Гленда намекнула ему, что он уже может вновь воспользоваться своими супружескими правами. Ах, если бы он мог! — мрачно думал он. У него кружилась голова при одном взгляде на свою прелестную супругу. Он мечтал оказаться с ней в одной постели. Материнство придало ее красоте особое очарование. Ее волосы огненным облаком укутывали плечи. Кожа светилась изнутри, словно жемчуг. Ему так хотелось намотать на палец шелковистую прядь ее волос и прижаться к ее губам.
Вот и теперь, зайдя в комнату за ключами от кладовой и увидев Мередит, он застыл на месте. Она сидела перед камином с Броуди на руках и, взглянув на него, опустила глаза. Перед ее платья был расстегнут, а малыш, которого она кормила, заснул у нее на руках, выпустив из сосок. Грудь была полная, округлая и чрезвычайно соблазнительная. Он почувствовал неистовое желание, больше всего на свете ему хотелось сейчас раздеть ее и прильнуть к сочному плоду, которым наслаждался малыш. Не сказав ни слова, он повернулся и вышел из комнаты, только так он мог преодолеть желание уложить сына в колыбель, подхватить ее на руки, отнести в постель и заниматься с ней любовью до полного изнеможения. Но он не мог себе этого позволить по одной причине.
