— Это англичанин, сэр. Весьма благородной наружности.
— Проклятие, неужели это опять Монтгомери?! Придется мне, очевидно, проверить, насколько крепка его челюсть.
Нора в задумчивости покачала головой.
— Не думаю, что это Филипп. Вчера вечером, когда гости разъезжались, он отправился в свое поместье в Слиго. Пожалуй, я спущусь на минуту, если ты не возражаешь.
— Нет, возражаю. Вернее… я спущусь с тобой.
Эйдан надел рубашку и снова поцеловал жену. Затем они вместе спустились по лестнице и направились в гостиную, куда слуга проводил нежданного гостя.
Нора открыла дверь, переступила порог и замерла на несколько секунд. Потом с радостным криком бросилась в объятия англичанина.
Глава 22
Эйдан молча смотрел на англичанина; почему-то ему сразу же не понравился этот человек.
— О, Нора, я так рад тебя видеть! — воскликнул Ричард. — И я сходил с ума от беспокойства, я проклинал себя сотни раз на день из-за того, что позволил тебе уехать. Господи, каким же я был глупцом…
— Еще один поклонник с разбитым сердцем? — проговорил Эйдан с усмешкой.
Нора повернулась к мужу и с улыбкой сказала:
— Эйдан, дорогой, это человек, которого я люблю и которому полностью доверяю. Это Ричард Фарнсуорт, мой сводный брат.
Эйдан нахмурился. Неприязнь, возникшая у него при первом же взгляде на незнакомца, только усилилась.
— Ах, брат?.. Значит, это он отправил тебя в неизвестность, чтобы ты стала женой совершенно незнакомого человека.
— Эйдан, не надо… — пробормотала Нора. Тут Фарнсуорт вдруг покраснел и потупился.
— О, Нора, я ведь говорил уже, как мучился из-за своего легкомыслия. Разумеется, я не должен был отпускать тебя в Ирландию. Но ты счастлива?
— О, Ричард, я…
Но гость перебил Нору и вновь заговорил:
— Ты знаешь, когда я навел справки о репутации Кейна… Господи, я чуть с ума не сошел.
— Мне кажется, что моя репутация ни для кого не секрет, — заявил Эйдан. — При упоминании моего имени все сразу же вспоминают о скандалах и бесчинствах.
— Эйдан, пожалуйста!.. Ричард сделал все, что было в его силах, чтобы помочь мне. Он знал лишь о твоих военных подвигах и…
— Да, разумеется, он ни в чем не виноват, — проговорил Эйдан, покосившись на англичанина. Решив, что не стоит ссориться с братом Норы, добавил: — Видите ли, Фарнсуорт, у нас с Норой неприятности, и, возможно, поэтому вам показалось, что я не слишком гостеприимен. Но уверяю вас… — Эйдан на несколько секунд умолк, потом вдруг заявил: — Поскольку ты брат Норы, ты здесь желанный гость.
Но даже ослепительная улыбка жены не улучшила настроения Эйдана. Он чувствовал, что англичанин ужасно ему не нравится, и ничего не мог с собой поделать.
Чуть припадая на левую ногу, Фарнсуорт подошел к Эйдану и протянул ему руку. Тот колебался несколько мгновений, но все же пожал протянутую руку.
— Извинения приняты, — объявил Фарнсуорт с наигранным весельем в голосе. — Да и может ли быть иначе? Мне трудно осуждать человека, приютившего мою сестренку. Увы, в нашем доме с ней обращались ужасно — и мой отец, и я.
— Нет, Ричард! Ты был ко мне очень добр! — Нора повернулась к мужу. — Ты знаешь, Ричард даже приехал в порт, чтобы проводить меня. И он подарил мне новый дорожный сундук, а также кое-что из гардероба. Такому приданому могла бы позавидовать любая невеста.
— О Боже, как будто несколько тряпок могли исправить то зло, которое я тебе причинил… — пробормотал Фарнсуорт. — Я поступил как глупец, ибо мог ввергнуть тебя в водоворот несчастий. Какими бы добрыми намерениями я ни руководствовался, Нора, Кейн прав. Ты жива и здорова только по милости Божьей. И осмелюсь ли я поинтересоваться… Ты счастлива, Нора? — Фарнсуорт взял сестру за подбородок и заглянул ей в глаза. — О, Нора, даже слепому ясно, что ты прониклась к своему мужу глубокой симпатией. И все же я вижу… Мне кажется, тебя что-то тревожит. Пожалуйста, дорогая, позволь брату Ричарду помочь тебе и на этот раз. Я сделаю для тебя все, что в моих силах.
Улыбка Норы померкла.
— Эйдан ведь уже сказал, что у нас… неприятности. И мне кажется… Возможно, ты действительно мог бы нам помочь.
Эйдан невольно сжал кулаки. Ему вдруг пришло в голову, что если бы он оказался с Фарнсуортом за игорным столом, то непременно заподозрил бы его в шулерстве. Пристально глядя на жену, он заявил:
— Нора, твой брат приехал, чтобы повидаться с тобой. Нет нужды посвящать его в наши дела.
Фарнсуорт нахмурился и с озабоченным видом проговорил:
— У вас действительно неприятности, Кейн? Но что же произошло? В любом случае ты можешь смело рассчитывать на мою помощь. Ведь мы теперь родственники, не так ли?
Эйдан заставил себя улыбнуться и пробормотал:
— Спасибо за предложение. Я обязательно им воспользуюсь, если возникнет такая необходимость.
— Но, Эйдан, — Нора повернулась к мужу, — я уверена, что Ричард мог бы нам помочь. Я понимаю, что он кажется человеком несколько… — Она в смущении умолкла.
Фарнсуорт рассмеялся.
— Несколько легкомысленным, не так ли, сестренка?
— Я вовсе не это хотела сказать! — воскликнула Нора. — Возможно, ты слишком эмоциональный.
— Разумеется, — кивнул Фарнсуорт. — Я слишком эмоциональный, и следовательно, мне нельзя доверить вашу тайну.
— Не глупи, Ричард, у нас нет от тебя никаких тайн. Видишь ли, вчера вечером дочь Эйдана пытались похитить. Это произошло в саду, и Кассандра лишь чудом не пострадала.
— Похищение?! Разбойники?! — Фарнсуорт схватился за сердце, и глаза его округлились.
— Мы не знаем, кто подготовил покушение. Но, к счастью, все обошлось.
— О Боже, похитить ребенка! — ужаснулся Фарнсуорт. — Сколько ей лет?
— Пятнадцать, — ответила Нора. — Эйдан тут же отправился на поиски злодеев, но они бесследно исчезли.
— Но зачем похищать невинное дитя?
— Чтобы отомстить мне! — прорычал Эйдан. Фарнсуорт помрачнел и проворчал сквозь зубы:
— О Господи, какие мерзавцы. — Он ослабил узел галстука. — Страшно даже представить, что они могли бы сделать с невинной крошкой. Ее могли убить… Совершить над ней насилие…
— Помолчи, Фарнсуорт! — взревел Эйдан. — Я не могу даже слышать об этом!
Англичанин потупился и пробормотал:
— О… Прошу меня простить. Я только… Я был так ошеломлен…
— Но это еще не все, Ричард, — продолжала Нора. — Говорят, что этот негодяй даже заключил какие-то пари. Одно касается Кассандры, а второе — меня.