Дмитрий в Ягодном с нетерпением ждал возвращения группы, но, послал на разведку пару Пе-3 и «Спитфайров»: снять результаты бомбардировки. Было довольно ветрено, поэтому шанс, что все промахнутся, пусть минимальный, но был. «Спитам» было приказано сразу везти всё в Ягодное, по топливу они могли это сделать. Елькин приземлился первым, у него скорость в два раза, с лишним, больше. Подрулив, он отбросил выпуклый фонарь, и поднял вверх обе руки, вытянув вверх большие пальцы! Есть!
— Качайте его, ребята! — подал команду Дмитрий, но команду все поняли неправильно: вместе с Леонидом Ивановичем в воздухе оказался и сам Дмитрий. Не уронили, и на том спасибо! Демонтировали кассеты с камеры и бегом потащили в проявку. Через тридцать минут на проекторе возникла картинка побоища. Куда там Куликовской битве! Севший кормой, с вырванными башнями, весь обгорелый «Хиппер», перевернувшийся «Тирпиц», мачты и башня ровно севшего на грунт «Лютцова» и лежащий на боку с пробитым бортом «Шарнхорст». Чья-то башня валялась аж на берегу. Дмитрия подмывало немедленно позвонить Сталину, но требовались доказательства того, что перед атакой наших самолётов эскадра была на плаву. А это ещё два часа. Через час над ними прошли Ер-2, они идут в Кострому. Две девятки были неполными. Один из бортов сел в Ягодном из-за утечки масла. Затем появились «Пешки», которые построились в круг и начали садиться по двое. Голованов сел последним. Дмитрий пошёл к нему. Тот отмахнулся от рапорта, обнял Диму.
— Отлично! Сработали как часы!
— Мы уже получили результаты, а где снимки перед атакой? На каком борту?
— А нет того борта! Сбили! Сейчас людей построю, спрошу, может быть, кто и снимал.
Дмитрий отчётливо понял, что это хорошо, что он не полез с докладом Сталину.
— Ты Сталину доложился?
— Никак нет! Вас ждал.
— Ну и правильно! — они прошли к строю лётчиков. Маршал поздравил всех с выполнением особого задания, приказал все пленки немедленно сдать в проявку, в том числе и личные, если кто снимал. Слава богу, на каждом борту кто-то, но снимал.
— Всё, не дрейфь, будет что-нибудь! Чисто для истории и для самих себя обязательно сняли.
Он связался с Костромой и передал такой же приказ туда.
— Я могу «Спита» туда послать.
— Нет надобности. Сейчас доложимся, и отмечать будем. А пленки и фотографии из Костромы подвезут.
Он снял трубку ВЧ и вызвал Сталина.
— Товарищ Васильев, задание выполнено. Все четыре корабля утоплены. Частично на плаву один «Хиппер», но без вооружения. Обе башни в воде. — он щёлкнул тумблером громкой связи, чтобы все услышали поздравления Верховного, который в конце спросил о потерях.
— Четыре «Ер-2», товарищ Васильев. К сожалению, один из них фоторазведчик. — и он выключил громкую связь, чтобы только он мог слышать то, что ему говорит Сталин. Молчал он довольно долго. Затем сказал:
— Плёнки проявляем, не может быть, чтобы не было доказательств, что все корабли были на плаву перед ударом. — и опять замолчал.
— Спасибо, товарищ Васильев. Так и сделаем. До свидания! — и он повесил трубку.
— Ты здесь не причем! Это мой промах. Но, приказано лететь в Москву. Вместе.
Он снял трубку и ещё раз позвонил в Кострому, чтобы собрали все плёнки у всех, особенно у штурманов и стрелков. После этого пошли обедать. Экипажи шумно отмечали успех, и не совсем понимали, что произошло, и почему такими хмурыми были лица у командования. Лишь Эндель Карлович переспросил у Голованова:
— Сильно ругается?
— Сильно, но что сделаешь! Это же боевая работа. Хуже всего, что обвиняют не меня, а его! — и он большим пальцем показал на Диму.
— Он ведь нам всем жизнь спас. — тихо сказал Пусэп.
— Я знаю. — так же тихо ответил Александр Евгеньевич.
Сразу после обеда пошли садиться в самолёт. Были уже в кабине, когда принесли коробку с негативами. Взлетели, Голованов передал управление второму пилоту, а они с Дмитрием и штурманом начали просматривать кадры на плёнках. В основном, все кадры сняты сзади, после атаки, и фиксировали попадания и промахи. Лишь на одном из кадров видны три корабля, но уже в огне. На восьми виден густой дым от пожара и мачты всех четырёх кораблей.
— Мы же шли после всех! Надо было сажать «Эрки» здесь. — он связался с Костромой, и приказал отправить все снимки в Архангельское. Взял управление на себя, и повёл самолёт по приводу. Через два часа сели.
— Снимки из Костромы доставить в Ставку.
Сели в старенький автомобильчик, и поехали в Кремль. Дмитрий думал, что Сталин будет ругаться, но тот говорил тихим и спокойным голосом:
— Вы понимаете, что отсутствием фотографий перед атакой, мы перечеркнули подвиг наших людей? Почему ни один из Вас не предусмотрел вероятности такого случая, и не направил отдельный самолёт снять результаты работы американцев? Чему Вы улыбаетесь, товарищ Матвеев? Что за детский сад?
— Товарищ Сталин! Вы, сами, только что, сказали нам: что делать! Немцы не объявили о потерях?
— Нет, молчат!
— Надо позвонить на базу, и пусть наши люди получат там снимки последствий налёта. А пока, и мы промолчим об успехе. Они ещё только подходят на посадку!
— Товарищ Сталин! Что я Вам говорил! Умнейший мужик!
— Звоните, Александр Евгеньевич. Вам по должности положено!
— О чём говорить? — спросил Голованов у Дмитрия.
— О том, что необходимо оценить ущерб, нанесённый береговой обороне противника. И договаривайтесь о том, чтобы комендант срочно переправил эти снимки к нам.
Через час комендант базы получил копии фотоснимков, которые пойдут в Лондон в штаб командования ВВС в Европе. Голованов и Дмитрий сидели в приёмной Сталина, ожидая этих снимков. С аэродрома привезли негативы экипажей Ер-вторых. Там были снимки последовательного потопления всех четырёх кораблей. Голованов попросил Поскребышева позвонить Самому. Тот принял их обоих через пять минут после звонка. Сталин с интересом рассматривал под лупой негативы.
— Это всё замечательно! Всё очевидно, как и предполагалось. Всё равно, ждём американских снимков! Привезут, сразу заходите! Свободны!
Ещё три часа ожидания, и это после того, как Голованов слетал на бомбёжку, потом в Москву, и сейчас все лётчики, участвовавшие в вылете, пьяненькими дрыхнут в койках! Наконец, привезли негативы и позитивы американцев.
— Разрешите?
— Да, проходите товарищи Голованов и Матвеев. Что у Вас?
— В официальном отчёте о налёте данных по Каа-фьорду нет!
Сталин ударил кулаком по столу.
— Как это нет? Они там работали?
— Так точно! Но в отчёт эти снимки не включили.
— Они у них есть?
— Трудно сказать, мы же не принимали участия в разборе операции.
