— Ганс! Ты только что избран первым заместителем командующего и главным стратегом! Спускайся вниз, парень!
Они ждали долго.
Много-много времени спустя адъютант впустил в палатку главнокомандующего часового.
— Прошу прощения, маршал.
— Ваше превосходительство, здесь мужчина и женщина, молодые. Черви. Я хотел сказать, илсиги, ваше превосходительство.
На коне и осле. С кучей серебряных монет в старом обшарпаном мешке, довольно большом. Парень под белым плащом с капюшоном, одет во все черное. Говорит, ваш друг. Из Санктуария.
Появился, словно из тени, ваше превосходительство.
Маршал посмотрел на него, улыбнулся, поднимаясь из-за походного столика, и вышел мимо двух воинов из палатки.
— Ганс! — не удивился Темпус.
Линн ЭББИГИСКУРАС
Иллире не нужен был особый Дар С'данзо, чтобы прочесть прошлое этого молодого парня. Он был и оставался бойцом трущоб. Его лицо говорило об отсутствии должного ухода и многих болезнях. Сидя за столом напротив, он смотрел на Иллиру с настойчивым отчаянием человека, которого не раз били и предавали, но который все же надеялся на победу. Встав из-за стола, Иллира попыталась взглядом прогнать посетителя, но тот положил на грубое серое сукно перед ней древнюю грязную монету.
— Хочу кое-что узнать. Мне сказали, что ты узнаешь все, тем или иным способом, — его поразительно глубокий голос превратил эти обыкновенные слова в обвинение.
— Иногда, — пожала плечами Иллира, прислушиваясь к размеренным ударам молота Даброу, и положила на монету руку.
После смерти Лунного Цветка и бегства ее дочери с Шедоуспаном к Иллире потоком хлынули посетители. Убийство старой гадалки, защищавшей ее право быть С'данзо на базаре, до такой степени потрясло девушку, что Иллира в знак траура хотела натянуть веревку поперек входной двери, повернуться спиной к Видению и дать дорогу горю, но посетители тянулись с монетами и требовали своего, а она не знала, как отказать им. Помогал Даброу, отсылая тех, от кого исходила опасность, но этого он пустил.
Указательным пальцем Иллира провела по золоту.
— Если ответ существует, иногда я вижу его.
Подобрав одной рукой юбку, она села за стол и знаком предложила посетителю говорить. Золото по-прежнему лежало на сукне, а карты были завязаны в шелк, когда посетитель начал свой рассказ.
— Вчера ночью я заколол свинью. На берегу Белой Лошади.
Приношение богу. Мне очень нужна удача.
Иллира ощутила, что это ложь. Санктуарий кишмя кишел бейсибцами, и присутствие Рэнке, разрываемого войнами и мятежами, постепенно слабело в этом уголке некогда Великой империи. Даже бойцы трущоб знали, что достаточно продать свинью за бейсибское золото, чтобы купить удачу на эти деньги.
— Я.., я отнес кровь в одно особое место, на алтарь. Он принадлежит мне и Вашанке. Я отдал кровь Ему.
Подавив дрожь, Иллира отложила карты в сторону. В отличие от большинства женщин С'данзо, что занимались гаданием во всех городах Империи, живя за счет того, что выслушивали своих клиентов со всей серьезностью, а карты использовали лишь для придания таинственности, Иллира обладала Даром и пользовалась картами только в минуты вдохновения, когда Видение нисходило на нее. Сейчас, когда она слушала этого парня, облегчавшего свою душу, во вдохновении нужды не было.
— Это было похоже на ветер. Оно было жарким и холодным, влажным и сухим одновременно.
— Тогда это не могло быть ветром, — сказала Иллира, хотя Увидела правду в его воспоминаниях, кружащих вокруг нее. Ее Зрение неожиданно вышло из-под контроля, и девушка постаралась обуздать его.
— Это был ветер. И кровь, сыпавшая искрами.
Иллира мысленно Увидела это тайное место: заброшенный в болотах алтарь, случайно обнаруженный этим парнем, который молился там, не зная, чем он был прежде, и совершал кровавые жертвоприношения — не свиной кровью, а человеческой: кровью бейсибцев и кусками их плоти, отсеченными от тел, — как дар его личного преклонения. Иллира Видела, как ужасный ветер хлестал парня, тогда как окружающее болото застыло без движения, и как бело-голубое пламя плясало на крови. Она услышала пронзительный детский смех, когда огонь поглотил лежащую на алтаре массу; затем Видение исчезло, и остался только оборванный перепуганный парень, называющий себя Зипом, в потугах скрыть от себя свое настоящее имя. Не отрываясь, он смотрел на нее.
— Ну, что ты видишь? Бог-Громовержец услышал меня? Вашанка благоволит мне? Продай мне снадобье, чтобы приворожить Его!
Иллира хотела выгнать парня: С'данзо не вмешиваются в дела богов и счастливы, когда боги отвечают им тем же. Неважно, что она может ответить на вопросы Зипа. Он сфокусировал ее Дар на боге, и она пошла на это; все, что было в его воспоминаниях, исчезло в тот момент, как Он заметил ее. Девушка все еще слышала смех, а значит, вред уже был сотворен, независимо от того, ответит она или нет.
Парень ошибочно принял ее колебания за немедленный отказ.
— Избавь меня от болтовни, — потянувшись через стол, он схватил Иллиру за запястье.
— Если хочешь говорить с Богом-Громовержцем, иди к жре… — ледяным тоном ответила она, быстрым незаметным движением, которого он не успел даже увидеть, высвободив руку.
Если бы не кузнец, чьи мерные удары звенели на солнце за дверью Иллира сама стала бы бойцом трущоб. Она знала эту самоуверенную породу — насколько парень жаждал этой восторженной славы, настолько же он и боялся ее, — и знала, как, впрочем, и сам Зип, что любая причуда судьбы может сломить его. Он вляпался в нечто слишком опасное, выходящее за рамки его воображения.
— Что жрецы? — усмехнулся он, словно они снизошли до разговора с ним. — Якшаются со змеями. И ничего не знают о Вашанке.
— Если тебе известно больше, чем им, то куда уж мне, гадалке С'данзо? — толкнула его золотую монету Иллира.
— Полукровка-С'данзо, которая предсказала, что прибудет этот проклятый флот, думаю, может, если осмелится, поговорить с Вашанкой.
Не обращая внимания на монету, Зип смотрел девушке в глаза.
Все, что выжило на задворках Санктуария, представляет собой опасность. Зип уже нарушил покой жилища Иллиры своими видениями; станет ли он еще опаснее, если откроется правда о его молитвах, жертвоприношениях и алтаре? Или наоборот? Иллира решила не рисковать:
— Оставь при себе свое золото и свои желания. Вашанки больше нет.
Парень отшатнулся, словно она ударила его. Да, он сам был свидетелем бури, что стерла имя Вашанки с фасада дворца! Но никак не хотел поверить, что ранканский Бог войны был повержен в небе над Санктуарием. Неужели это правда? Нет, не может быть! Если он хочет жить, ему нужно научиться сдерживать свои чувства.
