Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
Слезы льются, и горло туго стянуто, звуки собрались возле него в толпу и стучатся изнутри.
Поезд ровно качается, мама с Танькой говорят о чем-то полушепотом, не трогают меня. Я не сплю, но делаю вид, что сплю. Колеса стучат сквозь влажную подушку прямо в ухо.
На сорок дней я несла бабушкину фотографию в рамке — хорошая фотография, бабушка на ней слегка наклонила голову и улыбается.
Всё на месте, всё как было — так странно.
Хорошее деревенское застолье, родственники обнимают меня, вспоминают, как Фати-бицола ездила все время со мной — лучшие друзья были! Эх, родная, Бог забрал, легко ушла, только три дня промучилась, благородная была женщина!
Всегда у Бога просила легкой смерти, только бы не лежачей больной, вспомнилось мне.
Позвякивают стаканы, пахнет вином в морозном воздухе, солнце косо положило локти на дешевую скатерть. Я смотрю на свою семью — и не узнаю их. Они все были вместе — а я там. И не знала. Ничего не знала. Они похоронили бабушку, а я — нет.
— Мы испугались тебе сообщать, — объясняет мама. — У тебя же сессия, перелеты, подумали — ты там одна, растеряешься, вдруг что-то и с тобой случится. Пожалели.
Я отворачиваюсь. Никогда. Никогда. Никогда.
Я не прощу вам этого никогда.
Теперь уже никогда она не увидит моих детей, она их не посадит на колени, не засияют ее глаза счастьем от того, что ее род продолжается и во мне. Теперь — никогда у нее не будет своего домика, желанного, как райская обитель, простого домика хотя бы на две комнатки, где только она была бы хозяйкой со своими заботами и воспоминаниями.
Теперь уже никогда я не попрошу у нее прощения за то, что, когда она расказывала свою историю в пятьсотвосемнадцатый раз, я засмеялась, толстокожее чучело, и она посмотрела глазами спугнутого ребенка — прости, я столько раз повторяю одно и то же, тебе надоело уже, наверное.
Теперь уже никогда она не прочитает мне молитвы от сглаза, от мигрени, от слез, от всего мирового зла, я осталась наедине с ним, лицом к лицу, и мне одной сражаться с ним — пока не найду соратника.
Теперь уже никогда я не подарю ей все те подарки, которые она так любила, прятала в свои уголки и хранила для лучших дней.
В сумке перед обратным отлетом мне попался пакет. Я не вспомнила, что там, открыла — тапочки. Меховые вышитые тапочки с оленьим мехом.
Подарок
Куклу привезли из Германии в магазин «Военторг» и поставили на верхнюю полку в один ряд с корявыми бледно-коричневыми крестьянками в безумных нарядах, с мочалом вместо волос и вылезающими из орбит глазами в жестких ресницах.
Сама-то Кукла была — во-первых — резиновая, а не пластмассовая, она была одета — во-вторых! — в короткое солнечное платьице и белые туфельки, и темно-рыжие волосы у нее были схвачены в две косички. И в-третьих и самых главных, она была красива: лазурные глаза, талия и небольшая аккуратная грудь, она была во всем Кукла-Женщина, включая томный взгляд.
Довольно быстро ее купили — седая худощавая женщина с крапчатыми руками в зеленом ситцевом халате в «турецкий огурец» Кукле понравилась, потому что выбрала ее сразу и восторженно ахала и охала, крепко ухватив за талию. Конечно, купила не себе — Кукла прекрасно знала, что ее судьба — достаться какой-нибудь девочке.
Ну вот и хозяйка: она оказалась совсем крошечная — смешная, с хвостиком-фонтаном на круглой голове, похожая на птенца белой совы, она схватила Куклу за волосы и потащила в рот, и купившая Куклу женщина, видимо — бабушка, забрала ее немедленно, поставила Куклу на шифоньер, и пришлось долгие месяцы наблюдать оттуда за тем, как растет Девочка-Совенок. Впрочем, Куклу это устраивало — вырастет, ума наберется.
Игрушек было вообще-то море.
Кукла видела бесчисленных разнополых пупсов, кубики и мячики, юлу и кегли: девочка была в доме самая маленькая, и ей все несли и несли дары по наследству от старших. Среди игрушек попались даже негритенок, пионер и швейная машинка — миниатюрная, но настоящая! Кукла уже потеряла надежду, что про нее когда-нибудь вспомнят, и в один прекрасный день Совенок задрала лицо вверх и посмотрела на нее, и уверенным басом заставила достать красавицу в солнечном платье с шифоньера.
Кукла польщенно сказала «ма-ма» несколько раз, потом заглянула своими бирюзовыми глазами в зеленые круглые радужки в рыжих лучиках и — наконец-то они познакомились. Вспыхнувшую любовь Совенок проявила самым радикальным образом: стащила с Куклы платье, трусы, туфельки и сгрызла ей пятки.
Бабушка успела отобрать Куклу как раз в тот момент, когда Девочка самозабвенно стригла Кукле волосы — остались как раз две пряди по обе стороны лица, бабушка снова их прихватила резинками, надела обратно платье, трусики и одну туфлю — вторая улетела через окно, но этого никто не видел, и теперь Кукла стояла наверху босая и — с навсегда сжеванными пятками.
Пришлось любить друг друга на расстоянии — девочка не доставала до Куклы, даже стоя на стуле. Она время от времени закидывала голову назад, взвывала и требовала свою игрушку, но бабушка была тверда, и так прошли годы — Кукла не умела считать время.
Девочка стала большая, у нее появились длинные косы, похожие на гладкие веревки, она уже умела доставать что угодно откуда хотите, и однажды она подпрыгнула и цапнула свою Куклу.
Теперь им никто не мог запретить любить друг друга — девочка вымыла ее под краном с мылом, да так что теперь вместо «ма-ма» Кукла стала хрипеть «мгм-хр-р-р-р». Зато волосы ее были высушены и накручены карандашом в локоны, а вместо единственного платьица появились наряды на все случаи жизни: например, халатик из бабушкиного отреза, за который девочка получила свою долю тумаков: «Кто же из середины вырезает, ни на что теперь не хватит, совсем мозга нет!»
Или туфельки от другой куклы, которые были великоваты и спадали с ноги, но это было неважно — Кукла в конце концов работала по специальности: спала вместе с девочкой, слушала ее светские беседы, терпела бесконечное рисование, мытье и снова рисование лица, в общем — жила полной жизнью.
Никогда девочка не давала Куклу никому — даже двум маленьким новым девчонкам, которые смотрели на Куклу такими жадными глазами, что ей становилось не по себе, и она старалась закрыть глаза поплотнее и прикинуться спящей в своей постельке, которую девочка сшила ей с бабушкиной помощью: стеганое атласное одеяло, подушка с кружевами и даже коврик возле кровати. Бабушка как раз и учила девочку, что нечего свою любимую Куклу давать маленьким — она и без того передала им все свои остальные игрушки, кроме швейной машинки.
Хотя однажды Кукла все-таки досталась на время одной из девчонок — девочка взяла ее вместе со всей сумкой приданого и отвезла — надо полагать, не домой, а в какое-то неприятное место, где стояла уйма кроватей, плохо пахло и было много плачущих детей.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
