Адриан делал все так, как ему сказали, держал пост и молился. Его шатало, в глазах плыло, а потом наступил момент, когда горячки просто не стало. Заживающая рана еще болела, но его уже не трясло, а глаза и губы разом перестали покрываться гнилостным налетом.
— Теперь можно тертую морковочку, репку. — Священник улыбнулся ему. — И молись, молись, молись.
Адриан сердечно поблагодарил его, обнял и… в тот же день отправился в Париж. Он ехал в том же порезанном, зашитом и кое-как отстиранном от крови васильковом мундире, с теми же бумагами на имя Жана Молле, но республика им не интересовалась.
Все говорили о гильотинировании некогда арестованных депутатов-жирондистов во главе с бывшей первой дамой республики мадам Ролан да о том, что гражданская война вот-вот кончится. Люди за прошедший год сильно от всего этого устали. Париж выглядел опустошенным.
Адриан подъехал к своему дому, не без труда вышел из экипажа и поднялся по лестнице, но швейцара в дверях не обнаружил. Полы были грязны, на стенах пятна. Охая от боли, он взошел на второй этаж, и от сердца отлегло. Отец так и сидел в том же кресле, но уже без вина и дворецкого в качестве вечного партнера по игре в кости. Он читал книгу.
— Здравствуй, папа.
Старый Аристид обернулся, и Адриан отметил, как тот сдал за несколько минувших месяцев.
Они обнялись, и сын сказал главное, что его переполняло:
— Я сделал предложение Анжелике Беро.
Старый Аристид удовлетворенно улыбнулся.
— Наконец-то ты понял, что родители плохого не посоветуют.
— Я ее люблю, папа.
— Ну, это уже не так важно, — отмахнулся отец. — Лучше скажи, как твоя коммерция?
Адриан пожал плечами и присел напротив.
— Я увидел, что грязные деньги все-таки бывают, папа.
Отец насмешливо фыркнул.
— Чушь.
Адриан улыбнулся и вытащил восстановленный по памяти список векселей из Библии Амбруаза Беро.
— Посмотри на это, отец. Что скажешь?
Старый Аристид взял мятый листок, поднес ближе к глазам и тут же помрачнел.
— Ты куда свой нос засунул, дурак? Откуда это у тебя?!
Адриан забрал бумагу, аккуратно сложил ее и сунул в карман.
— Чьи это деньги, отец?
Аристид поджал губы.
— Уж тебя эти векселя точно не касаются.
— Уже касаются, — возразил Адриан. — Меня из-за этих бумаг даже на прусском фронте отыскали. Так ты мне скажешь?
Отец испугался, не без труда взял себя в руки и уставился в пространство перед собой.
— Эти деньги начали выводить с рынков тридцать два года назад. Крупная коммерция: рабы, сахар, табак, ром. Агенты Людовика выискивали их, чтобы конфисковать, даже обещали проценты за донос, но сумели взять самую малость. Тебя-то как угораздило с этим связаться?
— Это не важно, — отрезал Адриан.
— Это как раз и важно! — закричал отец. — Это не те люди, с которыми можно договориться!
— Кто они?
— Забудь.
— Так это грязные деньги, папа?
Отец потупился. Он всю жизнь объяснял сыну, что грязных денег не бывает.
— Это страшные деньги, сынок. Ты думаешь, почему Антуана Лавуазье отправляют на гильотину?
— А его уже отправляют?! — ужаснулся Адриан.
Отец вздохнул.
— Антуан и Жак Польз арестованы. Всю их семью ждет гильотина.
— Но за что?
— Аббат Террэ, их дедушка, отщипнул кусочек от чужого пирога, когда был советником при Людовике. Радовался, что акции Ост-Индской компании на семью оформил, дурак. Теперь, наверное, в гробу переворачивается.
Адриан похолодел.
— Ты хочешь сказать, что Робеспьер?..
Старик презрительно фыркнул.
— У них таких робеспьеров как мелочи в кармане. Ты ведь не думаешь, что всю эту республиканскую махину можно было запустить без денег?
Адриан растерянно пожал плечами. Отец был прав. Без денег все мертво точно так же, как и без крови.
Старик сокрушенно покачал головой.
— Вот теперь я все понял. Это ведь у Анжелики лежит?
Адриан замер, но врать уже не имело смысла.
— Да.
Отец досадливо цокнул языком.
— Амбруаз, царство ему небесное, по молодым летам попал в трудное положение, просил у меня денег, а я не дал. Виноват я перед ним. Вот он, видимо, и вошел в это дело. А теперь пришло время платить по счетам. Поэтому он и попросил меня за дочку, понимал, что его все равно уберут.
Адриан сглотнул и спросил:
— Так у меня и Анжелики есть надежда? Если как-то вернуть…
Отец помрачнел и закрыл лицо руками.
— Нет у вас никакой надежды, — тихо произнес он. — Вы для них ореховые скорлупки, вылетевшие из щипцов.
Адриан не собирался совать голову в щипцы правосудия.
— А если бежать? В Америку! Вложить в какое-то новое дело?..
Старик отнял руки от лица, с трудом поднялся, подошел к шкафу, вытянул оттуда огромный том и швырнул его на стол.
— Загляни.
Адриан осторожно открыл книжищу и обмер. Точно такие же балансовые таблицы он видел у Франсиско Кабаррюса.
— Ты тоже ведешь учет?!
— Все его ведут. Мы присматриваем друг за другом. Тебе не спрятать этих денег, куда бы ты их ни вложил. Хоть в Америке, хоть в России, но тебя обязательно найдут. — Отец помолчал немного и добавил: — А главное, все персоны, которым ты можешь предъявить эти векселя, так или иначе повязаны с их хозяином. Один раз тебе безропотно выдадут эти деньги, думая, что ты пришел от него, второй, третий… а у четвертого плательщика тебя просто зарежут.
Арест бывших генеральных откупщиков спровоцировал «бешеный» депутат Бурдон из Уазы.
— Я требую, чтобы эти общественные пиявки были арестованы! — орал он с трибуны конвента. — Если они через месяц не сдадут отчета, то конвент просто обязан предать их мечу закона!
Разумеется, никто не вспомнил о том, что сроки для сдачи отчета были передвинуты. Аудиторы так ничего и не нашли, а все обвинения, в том числе и в попытке отравить всю нацию исключительно из ненависти к свободе, выглядели смешно. 24 ноября откупщиков, живших в Париже, начали брать одного за другим.
Антуан, отдававший работе каждую минуту, узнал, что подлежит аресту, от Марии-Анны, когда вернулся с очередных военных сборов.
— Уже?! — испугался он. — Господи! Я же ничего не успел закончить!
Мария-Анна горько усмехнулась. Более всего муж боялся разлучения с единственной его возлюбленной — наукой. Когда он помылся и поужинал, пришел настоящий страх, уже за себя.
