Кобриг снова обратился к Синельникову:
— Ты еще хочешь дождаться и узнать, чего они ждут, теоретик?! Каждого из этих пацанов дома девчонки ждут… Каждого… Выводи батальоны.
— По перевалам уже не получится.
— Величко! Карту с координатами артподдержки!
Нужно быть сумасшедшим, чтобы разместить стрелков под стволами брони. Из отметок на карте вытекало, что противник занимал внешние позиции по периметру ущелья. Комбриг адресовал вопрос всем присутствующим:
— То есть вниз, к броне пехота еще может пройти?
— Если противник не сядет на плечи.
— Пехоту вниз! Из всех стволов держать духов в их норах. Чтобы, пока пехота не спустится к броне и не выйдет…, чтобы ни одна собака свой пятак оттуда не высунула…
— Где броня? — спросил Дантоев начштаба.
— Еще у предполагаемых складов.
— Приступить ко второй фазе операции! Батальонам держаться, пока броня не пройдет все ущелье, и обеспечить максимально быстрое продвижение машин до самого конца ущелья! Держать противника в зоне недосягаемости! Не позволить им обстреливать броню с гор! Отход через перевал отменить! Мотострелковым подразделениям под прикрытием брони, по мере ее возвращения к устью, поочерёдно спускаться к машинам и отходить по ущелью! Личному составу населенные пункты не прочёсывать и туда не входить! Возможные огневые точки противника в кишлаках подавлять силами артиллерии, материальной частью брони и авиации! Если нет вопросов — выполнять!
Вопросов не возникло. Команды были исчерпывающими. Офицеры отправились отдавать распоряжения. Рядом остались только Озеров и начпо.
Дантоева охватило ощущение, словно на нем выспались. Чтобы не демонстрировать капитану своего состояния, комбриг спросил:
— Что за название такое — Клеарх? На афганское не похоже.
— Греческое. Со времен похода Македонского осталось. Здесь много таких. Он здесь свои войска оставлял, когда на Индию шел. Чтобы контролировали местную знать и держали пути возвращения для его армии. Вот они до наших времен и дожили. И ждут его по-прежнему, как Иисуса Христа пришествие.
— Где-то здесь он и первое свое поражение получил, — поддержал разговор Китаев.
Дантоев не к месту вспомнил:
— Здесь всех били. И Македонского, и англичан, и Чингизу досталось. А теперь вот и мы приперлись…
Комбриг поймал себя на мысли, что последнее выглядело, как — мы следующие.
— Язык прикуси, полководец, — посоветовал начпо.
А Озеров развивал тему:
— О потомках этих воинов легенды ходят. Говорят, за эти тысячи лет они так и не ассимилировались. Как им это удается, не понятно. Или генетика у них такая мощная, или берегут себя от браков с местными. Но, как бы там ни было, они так и живут племенами, обособленно от афганцев. А структура их племен сродни структуре македонской армии. Даже богам поклоняются олимпийским.
— Не может быть. Их бы здесь давно бы уже или вырезали, или прогнали бы.
— Или сами вымерли бы, — поддержал Китаева комбриг.
— Это и есть самое странное. За все это время их никто не смог ни покорить, ни уничтожить. И генетику племени им удалось сохранить. Более того — их боятся и стараются не связываться. У них стреляют все: от десятилетних девочек до белых стариков. Они своих детей начинают военному искусству учить с момента, когда ребенок может винтовку поднять.
— Но это ведь тоже не объяснение. Если они настолько воинственны, тем более, должны были стать мишенью номер один для местных князьков.
— Ходят легенды, что они из поколения в поколение охраняют здесь какое-то супероружие, которому Македонский обязан своими победами. Историки считали, что это был порох. Только легенды получили здесь свое неожиданное подтверждение. И это не порох. Наши люди донесли, что в прошлом году один из командиров крупной банды моджахедов имел неосторожность заявить им свои претензии на их скот. Говорят, на следующий день всю банду нашли мертвой. Без единого выстрела, и у каждого был счастливый оскал на лице.
Наступила пауза. Чуть погодя, Дантоев спросил:
— Откуда ты все это знаешь?
— Я историю еще со школы люблю. Ну а Македонский… Сами понимаете, товарищ полковник. Как такой личностью не увлечься?
Дантоев заметил Ветлина, неловко топтавшего песок у соседней БМП.
— Прапорщик, ко мне!
Дантоев вспомнил, что у прапорщика был какой-то вопрос:
— Что у тебя?
Слегка замешкавшись, Ветлин достал из нагрудного кармана пропитанную потом телеграмму и протянул ее комбригу:
— Вот, товарищ полковник.
Дантоев развернул бумажку и пробежал глазами текст.
— Ну и что я должен с этим делать?
— Начальник политотдела говорит, что отпуска запрещены. Я хотел просить Вас за парня.
Китаев одобрительно кивнул Ветлину и отвел глаза в сторону. Озеров тоже успел прочитать немудреный текст. Чтобы не давить на комбрига, он сделал вид, что это его не касается, и тоже отвернулся. Комбриг на мгновение разозлился: "Нашел время просить. В присутствии Озерова".
— Где он сейчас?
— В горах.
— Ну и как мне это сделать, если он там? И время ты выбрал…
Прапорщик потупился и неловко заметил:
— А когда, товарищ полковник? Вас ведь и в бригаде не всегда застанешь.
Дантоев уже знал, что все равно отпустит парня. Но для этого его нужно хотя бы вернуть с гор и уже потом ломать голову, как обойти приказ.
— Ты думаешь, на меня приказы не распространяются?
О том, что происходит в горах, Ветлин и не догадывался. Ему казалось, что все идет по плану, и его вопрос сейчас самый важный. А следующий аргумент, по его мнению, должен был окончательно расположить комбрига к нужному решению:
— Товарищ полковник! Сейчас, вместо того, чтобы мать хоронить, он здесь «братскому» народу помогает, плоды своих трудов отрабатывает… Ведь это он тогда «географа» живьем взял.
Реакция комбрига никак не походила на утверждение справедливости:
— Что…о? Как его фамилия?
Не дожидаясь ответа, полковник поднес к глазам телеграмму и прочитал фамилию адресата.
— Белоград???
При этих словах встрепенулся Озеров. Комбриг переглянулся с капитаном. Они поняли друг друга без слов. Слишком уж много событий увязывалось на этого парня: убитый «географ-наживка», расстрел механика, а теперь еще и эта телеграмма, которую еще ночью опровергал особист гарнизона N. Содержание ее совсем не обязательно должно было соответствовать действительности. Единственным аргументом в пользу Белограда была его молодость. В таком возрасте «кротов» не бывает…
