– У меня есть импланты, – ответила Мила. – Уус я разбила.
– А у меня аллергия на импланты, – ответил я. – Организм их отторгает. Мы воспользуемся вашим компьютером, и после вы сможете связаться со своим юристом, бухгалтером – с кем угодно. Не сомневаюсь в том, что юрист у вас есть.
– Да, в Риге, – кивнула госпожа Тизенберге. – Все еще в Риге. Хотя тоже мечтает бежать от цивилизации… Что ж, гребите назад. Посмотрим, не разыгрываете ли вы меня. Если разыгрываете – мы вместе посмеемся.
На обратном пути Элина помалкивала. Видимо, Усиленно размышляла над моим предложением.
– Кстати, на дирижабле найдется место для мотоцикла? – спросил я. – Мне бы не хотелось оставлять его здесь.
– Найдется. Там и небольшой автомобиль поместится. Но автомобиль я бы вам возить не советовала.
Ага! Похоже, Элиночка уже мысленно рассталась со своим дирижаблем. Что ж, я умею убеждать. А деньги умеют делать это еще успешнее.
Около дома госпожа Тизенберге попросила:
– Погуляйте еще немного. Я должна переговорить с юристом. Как все сделать наилучшим образом. Не то чтобы я вам не доверяла…
– Конечно! Вы непременно должны быть уверены в чистоте сделки.
– Можете бродить где вам вздумается. Жду вас через час. Дирижабль смотреть сейчас не стоит – легко сорваться с вышки…
Хозяйка старалась быть вежливой. Европейская основательность и уважение к людям, готовым запросто выложить сто тысяч, пусть и юаней, боролась с настороженностью жительницы глухих мест по отношению к любым странным предложениям.
– Мы погуляем, посмотрим поля, – улыбнулся я. – Нам интересно, что вы выращиваете.
Элиночка скрылась в доме, а Мила фыркнула:
– Больно меня волнует, что они выращивают. Я всегда терпеть не могла сельское хозяйство. А меня в детстве заставляли возиться на клумбе. Думали, что общение с природой пойдет мне на пользу.
– Клумба – пустяк, – заметил я. – Мы вот пололи подсолнухи под жгучим солнцем. Ряды – по два километра… Но это не заставило меня возненавидеть растения, подсолнечное масло и крестьянский труд.
– Когда ты рос, еще не изобрели культиваторы и гербициды?
– Изобрели. Но культиваторами можно полоть сорняки только между рядами. А гербициды не слишком полезны для здоровья. Нас приучали к труду.
Стоящее на холме поместье оказалось больше, чем виделось сверху, с дороги. В частности, с дороги мы не заметили заглубленный в землю реактор, вполне приличной мощности для не самой крупной сельскохозяйственной фермы. Теперь было ясно, что в горячей воде у хозяйки недостатка нет и экономить ее совсем ни к чему. Просто после посещения деревни неподалеку от Мендонг-Гомпа и ночи в гостях у Чампы я был готов поверить, что и здесь котел топят углем.
Элиночка могла зарабатывать неплохие деньги даже на водороде. А может, теперь и будет зарабатывать. Прежде водородное топливо для нужд окрестных деревень производили, используя реактор монастыря. Теперь монополия перейдет к экстравагантной латышке.
Сразу за реактором возвышалась длинная низкая постройка с маленькими окошками вверху. Конюшня? Нет, здание слишком велико… Общежитие для рабочих? Но почему тогда ни в одном окошке не горит свет? И для кого предназначены несколько маленьких домиков неподалеку от главного здания? Может быть, здесь живут сезонные рабочие? Но для того чтобы обработать несколько небольших полей, не нужно дополнительных сил…
Дверь в здание неизвестного назначения, как мне показалось, была не заперта.
– Зайдем? – предложил я Миле.
– Зачем? – удивилась она.
– Узнаем, что там.
– Неудобно…
– Очень удобно. Даже дверь ломать не надо.
– Там темно.
– Тогда подожди меня здесь.
– Ну уж нет! Одной мне страшно! Поднявшись на низкое крыльцо, я толкнул неплотно прикрытую дверь. Скрипнули петли. Пахнуло нежилым помещением: пылью, плесенью, сырым деревом. Остались здесь и запахи пота, табака. Но их было слышно не так явственно. Люди не жили в здании не меньше недели. Дверь открывалась в длинный узкий коридор. По обе стороны от него шли небольшие комнатки. Двери в некоторые из них были распахнуты настежь, другие оказались закрытыми.
Я сделал несколько шагов по коридору. Заглянул в открытую комнату. Две пластиковые кровати с матрасами, но без белья. Тумбочки и шкаф. На полу валялась пачка из-под сигарет с китайскими иероглифами.
Мила выглянула из-за моего плеча.
– Это общежитие?
– Скорее казарма…
Принюхавшись, я различил запах ружейного масла и пороха.
В следующей комнате мебель была точно такой же. А в одной из тумбочек я нашел две пустые пистолетные гильзы.
– Что бы это значило? – обратился я к Миле.
– Здесь живут охранники? – предположила она.
– Почему же сейчас их нет? И зачем на такой маленькой ферме столько охраны? Здесь можно разместить полноценный взвод.
Мы прошли по коридору дальше. Обнаружили пищевой блок с электрической плитой и несколькими большими кастрюлями, маленький зал с четырьмя столиками – по всей видимости, столовую.
– Мне это не нравится, – заявил я Миле.
– Почему?
– Элиночка что-то скрывает. Она не просто владелица поместья. У нее другой бизнес.
– Торгует наркотиками?
– Какой сейчас спрос на наркотики? Люди употребляют модификаторы… Вряд ли в поместье серьезно занимаются химией, а что толку выращивать мак или коноплю, если не перерабатывать их? Да и запаха наркотиков я не слышу.
– Почему бы не спросить у нее напрямую?
– Чем она занимается? – улыбнулся я.
– Нет. Зачем ей эта казарма? Она ведь разрешила нам гулять везде. Если бы у нее были тайны, она не гостила бы нас и на порог. Или не велела бы выходить 03 дома без присмотра. Может быть, разгадка проще, чем кажется.
– Не исключено. Относительно разрешения гулять – всякое может быть. Элиночка могла догадаться, кто я. Тем более с собаками вышла промашка. Я выдал себя с головой.
– Ты говоришь о своих сверхъестественных способностях?
– Сформулируем по-другому – расширенных способностях.
– Пусть она поняла, что ты магистр. И что? Чем ты для нее страшен?
– Лично я не страшен. Но я мог оказаться инспектором.
– Тем более глупо не приставить к тебе человека, который следил бы за нами.
На улице послышался шорох. Я в несколько прыжков вернулся к двери, выглянул и увидел удаляющегося прочь от домика Йеши. Тибетец куда-то спешил.
– Следил? – спросила Мила. – По-моему, нет.
– А что же он здесь делал?
