– Это уж слишком! – закричал лорд Льюксон. – Вы жулик, сэр, или помощник и подстрекатель жуликов…
Именно в этот момент Дегтярник сообразил, что антигравитационного аппарата в склепе не видно, и завопил:
– Но где же приз, милорд?
– Он исчез, как видите! Это загадочно!
– Исчез! – взорвался Дегтярник. – Значит, они его взяли? Они не верили, что мы им его отдадим, и украли наш аппарат!
– Механизм никогда не был твоим! – крикнул Гидеон. – Это не что иное, как трюк! Аппарата мастера Скокка здесь никогда и не было!
– Ты, Гидеон, заходишь слишком далеко! – взорвался лорд Льюксон. – Ты без меры заносчив! Я достаточно долго был твоим защитником. Против моей воли покинув службу и нанеся ущерб поместью, ты взял на себя смелость неодобрительно относиться ко всем моим делам. Хватит, Гидеон. Больше я не буду прислушиваться к твоему мнению. Ты лжец и обманщик, и что самое главное – ты вор. Ты поедешь со мной в Лондон. Я доставлю тебя в магистрат и обвиню в воровстве и мошенничестве!
Хотя было уже половина второго ночи, Кэйт все еще не спала. Услышав голоса в холле, она прямо в ночной рубашке сбежала вниз. Питер и сэр Ричард стояли на черно-белом полу и снимали свои камзолы. Достаточно было одного взгляда на бледное лицо Питера, на его опущенные плечи, чтобы не спрашивать о результатах скачек.
– Значит, он проиграл. А где же он сам?
– Он не проиграл, – сказал Питер. – Но в склепе ничего не было, и лорд Льюксон обвинил нас в краже аппарата. А оттого, что преподобный накормил той травой лошадь Дегтярника и лошадь заболела, Гидеон лишился права на приз.
– Ой, нет! – воскликнула Кэйт.
– И еще хуже… Гораздо хуже…
– Что?
Кэйт ответил сэр Ричард:
– Лорд Льюксон повез Гидеона в магистрат и обвинил его в краже собственности. Гидеон арестован.
– Вот что дал мне Гидеон, чтобы мы это сохранили, – с трудом выговорил Питер и показал рожок отца Гидеона и его подзорную трубу.
Питер сел на нижнюю ступеньку лестницы, привалился головой к узорной металлической ограде и разрыдался. Он старался сдерживать слезы с того момента, как увидел, что Гидеона со связанными сзади руками втолкнули на телегу и повезли в тюрьму Ньюгейта.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯГидеон в ловушке. Неожиданная встреча
Кучер остановился у церкви Святого Гроба Господня. Колокола этой церкви звонили по приговоренным в день повешения, когда вереница телег везла их в последний путь в Тибурн. Напротив церкви, на другой стороне Ньюгейт-стрит, возвышались каменные стены печально прославленной тюрьмы. Все прошли через массивные железные ворота и остановились под изречением на латыни, которое перевел им преподобный: Я вхожу, как вор.
Сэр Ричард обернулся к Кэйт и Питеру.
– Еще не поздно отказаться от своих намерений. Я понимаю, что Гидеон ваш друг, но нечего стыдиться, если вы уйдете из этого места.
– Нет, нет, со мной все в порядке, – соврала Кэйт.
– Ага, и со мной тоже, – сказал Питер.
Казалось, камни мрачного здания источают сырость и отчаяние. Стены у входа были разрисованы кандалами и цепями. Питер думал, что тюрьма Ньюгейта строго охраняется. Однако все было иначе. Охраны вовсе не было видно, а по грязному двору слонялись толпы жалких людей. Там были матери с детьми-оборванцами, мужчины и женщины всех возрастов, по большей части в лохмотьях, многие из них были хромыми, калеками, безумными или пьяными. Никто за ними не присматривал. Царила атмосфера хаоса…
– Мы должны вытащить его отсюда! – прошептал Питер Кэйт.
У ребят душа ушла в пятки, когда они вошли за сэром Ричардом в комнату стражи. Один из тюремщиков согласился отвести их к Гидеону. Тюремщик пил пиво с другими надзирателями, и сэр Ричард купил ему еще пива и дал пять шиллингов. Тюремщик отвел их во внутренний двор, куда выходили двери камер.
Преподобный Ледбьюри предупреждал Питера и Кэйт о том, что они увидят. Он рассказал им об ужасной вони, о вое и стонах арестованных, упрятанных в ужасно тесные помещения, о женщинах «ведьмах», которые выкрикивают оскорбления проходящим мимо и о множестве рук, протянутых из окон жаждущими подаяния.
Питер и Кэйт знали, что тюрьма Ньюгейта – место страшное, однако дети увидели реальную картину, от которой переворачивалось все нутро. Ох, этот отвратительный, вонючий, ядовитый смрад! Преподобный вынул пропитанные уксусом носовые платки, заранее приготовленные Ханной, чтобы приложить к носу и ко рту. Надзиратель как раз вовремя оттолкнул преподобного, когда прямо перед ними из камеры вылили содержимое горшка. Он заорал на арестанта, который в ответ разразился потоком брани. А шум! Сэр Ричард сказал, что это похоже на рев Ниагарского водопада – безумная какофония звуков: крики, вой, ругань, пение, переклички одной камеры с другой… а еще звон цепей, стук оловянных кружек по металлическим решеткам, скрип петель закрывающихся дверей… У Кэйт звенело в ушах и нервы не выдерживали. Внезапно из окна высунулась рука и схватила ее за платье. Кэйт от испуга вскрикнула, ей захотелось закрыть уши и глаза, а больше всего хотелось убежать отсюда. Ее начала бить неудержимая дрожь. Она уже не желала идти дальше, не хотела видеть Гидеона в этом адском месте и чувствовать свою беспомощность, неспособность помочь ему.
– Пожалуйста, выведите меня отсюда, – сказала она сэру Ричарду.
Сэр Ричард кивнул и сказал:
– Скажите Гидеону, что я приду завтра, – и повел Кэйт к карете.
Преподобный и Питер последовали за тюремщиком по бесчисленным коридорам.
– Вот нужная вам камера, джентльмены… – сказал тюремщик.
Войдя в открытую тюремщиком дверь, посетители оказались в комнате, которая по площади была меньше школьного класса. Пришедшие стояли в узком проходе, за решеткой, отделявшей их от тридцати или сорока арестантов, молодых и старых, женщин и мужчин, находившихся здесь постоянно. Некоторые из них были прикованы к стенам или полу, некоторые лежали на голых деревянных нарах, служивших кроватями, но большая часть арестантов находилась в движении. К решетке привалилась пьяная женщина с разинутым ртом, в руке она мертвой хваткой держала бутылку. Коренастый мужчина присел на корточки и вырывал у нее эту бутылку.
Сначала Питер не увидел Гидеона. Камера была, как Преисподняя, полная змей, где переплетались корчащиеся тела. Несмотря на шум, был слышен некий странный звук. Питер не понимал, что это такое, пока не посмотрел вниз. Пол был покрыт толстым ковром из вшей, и ноги людей давили этот ковер. Питера передернуло.
Преподобный Ледбьюри и Питер дышали через платки, а глаза их искали Гидеона.
– Здесь невыносимые условия, – сказал преподобный тюремщику.
– Они к этому постепенно привыкают – пока не помрут, – ответил тюремщик.
