Павел несколько секунд помолчал, глядя на Илью.
— Чувствуешь, о чем я говорю? — спросил он. — Ощути аромат цветов.
— Но ведь это всего лишь метафора?
— Да, — согласился Павел и как-то грустно улыбнулся. — Всего лишь метафора...
— Просто мне сложно это понять, — попытался оправдаться Илья, уловив в словах собеседника толику разочарования.
— Здесь речь не идет о понимании, — покачал головой Павел. — Речь идет о созвучии. Если ты чувствуешь это, река, о которой я говорил, подхватит тебя и понесет. Если нет, ты останешься на берегу. Будешь стоять и смотреть на воду, не понимая, почему у тебя так щемит сердце. А может, и щемить не будет. Постоишь, покуришь. Бросишь в воду окурок и уйдешь.
В том, что говорил Павел, было что-то обидное. Или даже не обидное — будоражащее. Что-то, чего Илья не мог описать.
— Ты улавливаешь, но очень слабо, — продолжил Павел. — Знаешь, как со струнами бывает? Коснешься одной, и тут же отзывается другая,
нажатая на нужном ладу. Резонанс, созвучие. Ты пока не попадаешь в тон. Но находишься где-то совсем рядом.
— И что мне нужно сделать, чтобы попасть в тон? — поинтересовался Илья.
— Освободиться от лжи, — ответил Павел. — А это очень сложно. Но необходимо, если ты хочешь войти в реку.
— Вообще-то я и так стараюсь не лгать.
— Да. Поэтому ты и смог дойти до берега. Но этого мало.
— Тогда объясните, о какой лжи вы говорите? — попросил Илья.
— Хорошо, — согласился Павел. — Думаю, ты не станешь отрицать, что всем нам частенько пригодится лгать? В нашей жизни полно той лжи, которую мы и ложью-то как таковой не считаем. Скажем, девушка спрашивает тебя о том, нравится ли тебе ее платье. Ты отвечаешь, что да, конечно. Хотя на самом деле оно ужасно. Или ты находишься в гостях у кого-то, хозяйка спрашивает во время обеда: «Ну как, вкусно?» Вряд ли ты ответишь, что еле глотаешь эту гадость. Подобная ложь не имеет последствий: скорее, наоборот, помогает их избежать. Это ложь во благо, она позволяет щадить чужие чувства. Такая ложь тебе знакома, верно?
— Разумеется.
— Но есть и другой вид лжи, именно о ней я и хочу поговорить. Эта ложь уже касается нас непосредственно. Обычно она направлена на то, чтобы кого-то обмануть, получить от лжи какие-то практические выгоды. Представить себя в более выгодном свете и так далее. То есть это та ложь, что идет от нашего эго, — Павел пару секунд помолчал. — На первый взгляд может показаться, что речь идет о морали. Но моралью здесь и не пахнет, речь идет совсем о другом — о связи с Духом. О возможности войти в ту реку, о которой я говорил. Дело в том, Илья, что
Дух и ложь несовместимы. Почему? Потому что лжи не существует. Ложь — это всегда призрак, фикция. Если я заявлю, что ты украл у меня сто рублей, это будет ложью — ведь ты этого не делал. То есть я скажу о том, чего не существует. Пойду против Истины, против Духа. Раз солгу, другой — и все, Дух покинет меня. Запомни: каждая ложь, даже самая маленькая, тут же ослабляет нашу связь с Духом. И касается это не «лжи во благо», в основе которой обычно нет корыстных интересов, а лжи, идущей от гордыни, от нашего эго. В итоге мы постоянно стоим перед выбором: быть с Духом и не лгать или лгать и этим отдалять себя от Духа.
— Дух — это Бог?
— Да. Сила, правящая мирозданием. Можно называть ее по-разному, суть от этого не изменится. Важно то, что Дух и ложь несовместимы. И церковь совершенно права, называя Сатану отцом лжи. Но она же и ошибается, отождествляя Сатану и мир тьмы.
— То есть? — не понял Илья.
— Тот, кто считает, что свет — это Бог, а тьма — это Сатана, ошибается. Свет и тьма — две равноправные сферы. И обе они принадлежат Богу. Жизнь и смерть, созидание и разрушение. Одно невозможно без другого.
— Виктор говорил мне о чем-то подобном, — вставил Илья.
— Верно, он ведь мой ученик. И выбери он просто путь тьмы, я бы не возражал, хотя и предпочел бы видеть его человеком сумрака. Беда Виктора в том, что он попался на уловки Сатаны. Считал, что сможет использовать его силу в своих целях, сможет контролировать ситуацию. И сейчас так считает, не понимая, что Сатана обвел его вокруг пальца.
— Я что-то совсем запутался... — нахмурился Илья. — Если тьма и свет принадлежат Богу, то что же тогда принадлежит Сатане?
— Наше эго, — ответил Павел. — Все то, что обычно и составляет основу нашего «я». Мой учитель говорил, что за одним плечом у нас стоит Бог, за другим — Дьявол. И оба что-то нашептывают нам, подсказывают, как поступить в том или ином случае.
— Но ведь это опять метафора?
— Да. Но она очень точно отражает суть. Дело в том, Илья, что наше сознание — открытая система. Ты ведь слышал, наверное, о том, что мысль материальна? Когда мы думаем, мы транслируем мысли вовне. В то же время, в наше сознание могут вторгаться мысли со стороны. И не просто могут, а постоянно вторгаются. В этом смысле человек подобен радиоприемнику, и от того, на какую частоту он настроен, зависит и спектр воспринимаемых им мыслей. В этом частотном диапазоне есть два основных центра: Бог и Сатана. Первый — это истина. Второй — ложь. Полностью связать себя с Богом, настроиться на Него — или «прилепиться к нему», как говорили святые, — невероятно сложно. Потому что Бог — это чистота. И любая ложь в нас, даже самая маленькая, отталкивает нас от Бога, не пускает к Нему. Именно поэтому приближение к Богу идет столь медленно: сначала человек видит самые грубые проявления лжи. Позже, когда открывается его духовное зрение, он уже способен различить и более тонкие уловки Сатаны. Чем меньше в нем остается лжи, тем ближе он к Богу. Но путь этот труден, поэтому к Богу приходят лишь единицы. Полностью поддаться лжи тоже сложно: нужно очень «постараться» — в кавычках, — чтобы убить в себе любые намеки на резонанс с Богом. Именно поэтому подавляющее большинство людей существует между Богом и Сатаной. А это значит, что истина в их сознании в той или иной пропорции смешана с ложью. Чем ближе человек к Богу, тем меньше в нем лжи, и наоборот. Текущее соотношение истины и лжи в нас задает и параметры нашей настройки — мы открываемся всем мыслям, а скорее, мыслеформам, соответствующим этому диапазону. При этом ты должен понимать, что каждая мыслеформа — это некий сгусток информации, не оформленной вербально. Такая мыслеформа может войти в сознание любого человека, и уже там облекается в конкретные слова. В итоге получается, что человек просто вербализовал мысль, перевел ее в слова, а ему кажется, что это его собственная идея.
— Такие мысли могут идти как от Бога, так и от Дьявола?
— Именно. Но если Бог говорит очень тихо, не навязывая Свою волю, то Дьявол, напротив, очень агрессивен. Именно поэтому, родившись чистыми, мы к двадцати-тридцати годам становимся пленниками Сатаны. Доля божественного в нас ничтожна, тогда как навязанного Сатаной хлама — выше головы. И, чтобы вновь прийти к Богу, человеку приходится освобождаться от навязанной ему лжи. А это невероятно болезненно. И знаешь, почему? Потому что приходится освобождаться от того, что ты считал своим «я». В какой-то момент ты просто понимаешь, что был соткан из глупостей. Что все то, что ты считал важным, ради чего ты жил и к чему стремился, — на деле пустой хлам. Начинаешь искать, есть ли в тебе хоть что-то истинное. И не находишь... — Павел задумчиво смотрел на Илью. — Возможно, ты слышал о так называемой «второй смерти». Она наступает для умершего человека примерно на девятый день. Весь хлам, все ложное и наносное, что было в человеке, начинает растворяться. А теперь представь, что произойдет, если в человеке не было ничего истинного? Такой человек просто умрет. Да, останется зерно Духа, но человека как личности уже не будет. Будет чистый лист, на котором — уже в новой жизни — будут написаны новые письмена.
