И с каждой ночью становилось все хуже. К видениям добавились ощущения. А потом Тайла начала СЛЫШАТЬ. Она слышала голоса умерших, доносившиеся из-под земли...
Дальше – больше. В полусне келья наполнялась призрачными существами и ускользающей нечеловеческой музыкой. Говорящими насекомыми. Теплыми и холодными тенями, позволявшими Тайле осязать пустоту. Тоскливыми птичьими криками. Мужским похотливым шепотом. Жалобным детским плачем... Иногда голосов было так много, что принцесса зажимала ладонями уши и беззвучно кричала, разинув рот. Но голоса звучали в голове. А тени перемещались за плотно сжатыми веками...
Когда постороннее присутствие стало постоянным, Тайла настолько свыклась с ним, что уже не замечала ничего необычного. Тем более, что посторонний оказался не где-то снаружи, а внутри ее тела...
Если бы Мать заподозрила нечто подобное, она назвала бы случившееся с послушницей вселением беса. Но это был очень, очень хитрый бес, избегавший внешних проявлений и любых словесных ловушек...
* * *
...В ту ночь Тайле не помогла и свеча. Наоборот, тени отступили из светового круга в самые черные углы и оттуда грозили ей безумием. Понемногу она привыкла и к этому. Разделение ее сознания завершилось. Больше она не испытывала одиночества в изоляции. Она приобрела пугающую способность находиться в разных местах кельи одновременно. Кружилась вокруг огонька свечи, взмахивая мохнатыми крылышками. Пряталась в щелях между камнями, прикрываясь хитиновым панцирем. Ткала паутину, выпуская из себя тончайшую сверкающую нить. Была чем-то неописуемым, зарытым в землю и проникающим сквозь поры, пытающимся найти выход на поверхность. И она все еще оставалась человеком, почти ребенком, запутавшимся в собственных ощущениях.
Она почувствовала, что у всех тварей – даже самых ничтожных – есть души, и ее душа стала их частью... В этом распаде целого на части было что-то нечистое, что-то от неизведанной смерти, что-то отвратительное, как бы отраженное во множестве грязных капель гнили, и в то же время это было иным существованием, избавлением от тюрьмы, напоминанием о бесконечной, пугающей сложности мира...
Маленькая змейка с кожей, покрытой желто-коричневым узором, подползала к матрасу, на котором лежала принцесса. Сейчас Тайла не испугалась, хотя раньше начинала визжать при одном лишь виде мыши, жабы или змеи. Мыши в монастыре, конечно, были, но никто никогда не упоминал о змеях – в подвалах слишком холодно и сыро, а стены сложены на совесть...
Змея двигалась слишком целенаправленно для обыкновенного пресмыкающегося. Ее блестящее извивающееся тело было покрыто прилипшими частицами влажной земли. Тайла наблюдала за нею, очарованная совершенством ее движений. Узор на змеиной коже переливался вязью каких-то символов, которые не могли быть просто чередованием темных и светлых участков...
В этот момент то жуткое и неописуемое, что затаилось под монастырем, нашло выход в ее келью. Принцесса не осознавала, что сама вызвала ЭТО из-под земли силой своего желания – некротический сгусток, обитателя отмирающей памяти, затухающие в вечности вибрации ушедших поколений... Сейчас Тайла была с ними; они оживали, становились мимолетными призраками в ее воспаленном воображении. В келье никого не было, но ей казалось, что где-то здесь, рядом, находятся сотни принцесс, и лишь одна из них обладает телом девушки...
Змея по имени Барбара (откуда Тайла знала об этом?) обвила ее ноги, скользя по ним мягкой сосулькой. Ночные бабочки обжигали свои нежные, присыпанные пылью времени крылья, приблизившись к огоньку свечи, и трепещущим пеплом падали вниз... «Ты голодна. Ты слишком слаба для странствия,» – нашептывал бесполый голос, но принцесса не осознавала того, что слышит его. «Ты слишком слаба для бегства,» – убеждали невидимые союзники, пока она растекалась под землей, отдавшись во власть некросущества... «Съешь меня,» – предложила змея с женской Ка, и всего на мгновение в стеклянных змеиных глазах появился страх.
...Принцессу окружали живые камни. В каждом вибрировали миллионы сознательных частиц, просеивавших ее сквозь себя, словно сито. Она поняла, что выход существует, и нашла его. Она обнаружила узкую щель, в которой, наверное, могло бы поместиться человеческое тело, тем более – тело худой молодой девушки. Старый заброшенный ход вел от монастыря в сторону Моско, но этот ход был всего лишь одной из нитей огромной подземной паутины, раскинувшейся на десятки лиг...
Тайла еще немного двигалась вместе с некросуществом в кратковременном кошмаре его возрождения. Их общий сон, лишенный видений и звуков, был медленным танцем тьмы. Они осязали пустоты, пронизывая толщу земли... Потом принцесса испугалась. Ее дрожащее тело осталось так далеко; и не было сил двигаться дальше, и не было сил вернуться... Голоса оказались правы, утверждая, что она слишком слаба. Скудная пища лишила ее энергии, а брать энергию извне она еще не умела.
Тайла в панике заметалась, пытаясь вернуться в тюрьму из плоти, и тогда ей помог посторонний, поселившийся в ее сознаниии. Благодаря ему она знала, что теперь делать. Она отступала, снова возвращая мертвой части природы свои тела. Сначала – камни, и зыбкая материя обратилась в твердь. Затем – насекомых, и роение черных точек вокруг свечи снова стало бессмысленным и самоубийственным... Излучая запредельный ужас, возвращалось в свою невещественную могилу некросущество... В последнюю очередь принцесса оставила змеиное тело, зная, что в нем пребывает чья-то душа, блуждавшая так же, как незадолго до этого блуждала она сама...
Створки раковины захлопнулись. Девушка медленно приходила в себя. Она снова была уязвима, одинока и почти беспомощна. Но кое-что изменилось. В ее глазах появился хищный блеск. Кто-то управлял ее телом, ее вялыми мышцами и угасающим рассудком.
Она схватила змею, свернувшуюся в спираль у нее в паху. Взяла камень и точным, хорошо рассчитанным ударом размозжила змее череп. Потом хладнокровно и умело содрала с нее кожу, хотя даже не видела ни разу, как это делается. Будто сняла перчатку с чужой руки...
Единственное, чего она опасалась, – чтобы ее не выдал запах, витавший в подвале. Принцесса отрывала кусочки мяса от освежеванной змеи, недолго держала их над свечой и поедала полусырыми. Она не чувствовала вкуса пищи и почти не чувствовала боли, когда огонь облизывал пальцы...
Насытившись змеиным мясом, принцесса занялась странным для послушницы делом. Отыскав в келье металлическое стило, она стала с бесконечным терпением расчищать стыки между каменными плитами пола, заполненные измельченной крошкой и вековой пылью.
Она бездумно трудилась, пока усталость не свалила ее с ног. Она легла и впервые за много ночей спала без сновидений – исчезла, отсутствовала, заставила того, кто находился в ней, забыть о себе.
Потом принцесса проснулась.
Ощутила неприятный привкус во рту.
И начала вспоминать.
* * *
Тайла пробыла в монастыре уже около трех месяцев. Грегор определил минимальный срок ее изоляции в один год. Она собиралась работать много и упорно, чтобы уменьшить этот срок по крайней мере втрое.
