Я говорил с Синди Сподек, которую пресса воспевала как героиню, хотя большинство коллег отнеслись к ней довольно холодно. Она сказала, что главная эмоция, которую она испытывает – это облегчение, и я совершенно точно понимаю, что она имеет в виду.
Вечно непредсказуемый Уилли Миллер прореагировал на свое внезапное богатство с явным безразличием; он вел себя ответственно и благоразумно. Фред вложил большую часть его денег, оставив Уилли некоторую сумму, чтобы тот мог немного повеселиться. Оказалось, что представление Уилли о веселье выражается в покупке «вольво», потому что он читал в «Журнале для покупателей», что это очень надежная машина.
Уилли, ау, ты ли это? Уилли!
Я собирался немного понаблюдать за новым Уилли, когда он заедет ко мне. Он собирался отвезти меня в место, которое, по его словам, будет нашим совместным вложением капитала. Уилли держал в секрете, о чем идет речь, но предложил мне взять с собой Тару.
Уилли остановил машину, и я сел в бежевый «вольво». Тара запрыгнула на заднее сиденье и устроилась рядом с Баксом, а я сел на переднее. Уилли тронулся с места не раньше, чем проинструктировал меня относительно необходимости пристегнуть ремень безопасности.
Пятнадцать минут спустя мы затормозили у брошенного, полуразвалившегося здания, старая вывеска которого свидетельствовала, что когда-то оно называлось «Собачий питомник Хейлдона».
– Пошли, – сказал Уилли и выбрался из машины, прежде чем я успел сказать ему, что это не самое лучшее вложение средств и что я не хочу держать собачий питомник, даже если бы он уже был построен.
Уилли выпустил Тару и Бакса из машины, и они потрусили за ним к двери. Дверь оказалась заперта, но Уилли это не остановило – он достал из кармана ключ и открыл ее.
– У тебя есть ключ? – задал я умный вопрос.
– Разумеется. Я владелец этого чертова местечка. Мы его владельцы.
Это было похоже на кошмарный сон.
Мы вошли внутрь, и я совершенно не удивился, обнаружив, что внутри старый собачий питомник выглядит как старый собачий питомник.
– Ну, что ты об этом думаешь? – спросил Уилли, сияя.
– Я думаю, что ты не в своем уме. – Я решил говорить начистоту.
Он был удивлен и оскорблен.
– Почему? Я думал, ты любишь собак.
– Люблю. Но я не хочу брать с людей деньги за то, чтобы держать собак в клетках, пока их владельцы отдыхают на курортах.
Уилли рассмеялся.
– И ты думаешь, что это будет такой питомник? – Он указал на Тару и Бакса. – Посмотри на них, приятель. Тару должны были укокошить в приюте для бездомных животных, а от Бакса не осталось бы даже воспоминаний, если бы его поймали живодеры.
Я не понимал, о чем он говорит.
– И что?
– И то, что мы теперь приют, – сказал он. – Приятель, мы спасаем собак из других приютов, с улиц, откуда угодно – и заботимся о них, пока не найдем им дом, где их будут любить. Это и есть неприбыльное дело – ну, типа фонда, или благотворительного общества, или как оно там называется.
Наконец он смог донести до меня свою мысль.
– Черт, – сказал я, изумленный и восхищенный.
– Я собираюсь создать эту контору, – сказал он. – Это будет моя работа.
Я вынул руку из кармана и пожал ему руку.
– А я буду твоим партнером.
Следующие пару часов мы с Уилли обсуждали наше новоявленное партнерство. Решали, что будем делать с этим зданием, как будем заботиться о собаках, говорили о необходимости ветеринарной помощи и так далее.
Я провел большую часть года, размышляя, какой бы благотворительностью заняться, а Уилли придумал собственную организацию всего через неделю после того, как получил деньги. Я не собирался бросать в беде несчастных выдр, но искренне был рад участвовать в проекте Уилли. И еще больше я пришел в восторг, когда Уилли согласился, что мы можем назвать нашу организацию «Фонд Тары». Бакс, кажется, не возражал.
Я вернулся домой и позвонил Лори, чтобы рассказать ей о нашем предприятии, но ее не было дома, и я оставил на автоответчике сообщение с просьбой перезвонить мне. Сегодня был четверг. День, когда мы врозь. Я понятия не имел, где она может быть, не ревновал и не сомневался в ее любви, но у меня была идея: что, если ей носить на лодыжке электронный браслет, чтобы я мог отслеживать ее передвижения.
Я впервые за много месяцев позвонил Дэнни Роллинзу и сделал ставку на игру «Метс» против «Брейвз». Потом заказал пиццу, взял пиво, уселся с Тарой на диван и начал смотреть игру. Жизнь потихоньку возвращалась на круги своя, и последнее, что я запомнил, прежде чем заснуть, это то, что Майк Пьяцца бежит на основную базу после четвертой подачи.
Когда я проснулся, телевизор был выключен, и свет во всем доме тоже. Сначала я решил, что это просто летнее отключение электричества из-за того, что все включают кондиционеры в жару. Однако я увидел, что на улице горят фонари, – значит, пробки вылетели только у меня в доме.
Я с раздражением встал, намереваясь ощупью отыскать фонарик, но тут услышал, как в задней части дома лает Тара. Тара обычно никогда не лает просто так, всегда есть причина. В последний раз, когда она лаяла, на моем участке закапывали отрубленную голову. В мгновение ока раздражение уступило место страху. Я понимал, что Тара никогда не стала бы лаять из-за отключившихся пробок.
Инстинкт подсказал мне: что-то происходит.
Дарен Хоббс.
Телефон! Я не удивился, обнаружив, что он тоже выключен, как и электричество. Мой мобильный лежал у меня в машине, и едва ли получится до него добраться.
В комнату вошла Тара. Я мог использовать ее как караульную собаку, но понимал, что Хоббс, не задумываясь, пристрелит ее.
– Сюда, девочка. Иди сюда, – прошептал я.
Она подошла ко мне; я схватил ее за ошейник и, наполовину уговаривая, наполовину силой, дотащил до платяного шкафа, открыл дверь и впихнул ее внутрь, после чего закрыл дверь так тихо, как только мог. Она снова начала лаять, но звук был приглушен, и теперь Тара была в относительной безопасности.
Теперь я был один на один с Хоббсом. Спецназовец, машина для убийства против раздобревшего адвоката, неповоротливого, как куриное дерьмо. Я не думал о победе – я думал о бегстве… о спасении.
Дюйм за дюймом я выбрался из комнаты, пытаясь попасть к задней двери дома. Это было довольно затруднительно в темноте, к тому же я должен был двигаться беззвучно.
– Настал твой час, говнюк.
Это был голос Хоббса, прозвучавший в темноте, но внезапно кромешная темнота рассеялась. Ее прорезал луч фонарика, медленно двигавшийся туда-сюда по дому. Я спрятался за диван, когда луч приблизился, но не сомневался, что, скорее всего, он меня найдет. А если найдет, то убьет.
Я испугался сильнее, чем когда-либо в своей жизни, но почему-то этот страх не сковал меня по рукам и ногам. Голова была ясной как никогда, а чувства многократно обострились, когда я попытался придумать стратегию спасения своей жизни.
