На берегу моря. Сэр Томас уставился на карту. Действительно, Кониль находился на берегу. Милях в десяти к северу от него — деревушка Барроса, соединенная дорогой с Чикланой, базой французских войск, осаждавших Кадис. Сэр Томас знал, однако, что генерал Лапена не собирается идти по ней, поскольку в паре миль к северу от Барросы протекала Рио-Санкти-Петри, через которую, согласно имеющимся сведениям, испанский гарнизон прокладывал понтонный мост. Мост позволял армии быстро вернуться на Исла-де-Леон и после двухчасового марша укрыться за стенами Кадиса.
— Нет,— сердито бросил сэр Томас, и конь нервно дернул головой.
Идти нужно другой дорогой. Той, что ведет от Вехера на север. Прорваться через французские сторожевые посты и продвигаться дальше. Виктор будет, конечно, защищать Чиклану, однако, если обогнуть городок с востока, маршалу придется оставить заранее подготовленные позиции и принять сражение там, где союзники выберут сами. Хороший план. Только зачем испанскому генералу бессмысленная прогулка к морю? Собирается отступить к Кадису? Верить в это не хотелось, но сэр Томас знал — у наступления на Чиклану из Барросы шансов на успех нет. Марш по разбитой дороге измотает солдат, атака на подготовленные позиции означает огромные потери. Нет, Лапена, конечно же, не станет так рисковать. Донья Манолито всего лишь хочет вернуться домой, но, чтобы вернуться домой, он поведет армию по прибрежной дороге, и французам останется только перехватить их в любом месте и прижать к морю.
— Нет! — повторил сэр Томас и повернул лошадь к лагерю, но, не проехав и десяти ярдов, осадил коня и обернулся.— Вам ведь приказано не вступать в бой?
— Так точно, сэр Томас.
— Но если они атакуют вас, вы же не станете удирать?
— Вы так думаете, сэр Томас?
— Разумеется! Ваш долг — уничтожать врага, и вы исполните свой долг! Только не увлекайтесь, капитан. Не пускайтесь в преследование. Не оставляйте фуражиров без прикрытия. Не дальше горизонта, понятно? — Сэр Томас ускакал, зная, что теперь капитан Сараса воспользуется малейшим поводом, чтобы исполнить свой долг. Что ж, по крайней мере враг понесет хоть какие-то потери, даже если Донья Манолито желает им вечной жизни.
— Чертов идиот! — проворчал Сараса и пришпорил коня — спасать кампанию.
— Видел вчера вашу подругу,— сказал Шарпу капитан Гальяна.
— Мою подругу?
— Танцевала в Башике.
— А, Катерина.— Катерина вернулась в Кадис в нанятой карете и с чемоданчиком, набитым деньгами.
— Вы не сказали, что она вдова,— упрекнул его испанец.— Вы называли ее сеньоритой!
Шарп недоуменно уставился на него.
— Вдова?!
— Она была во всем черном и даже лицо скрывала под вуалью. Вообще-то она не танцевала, а только смотрела.— Они с Шарпом стояли на галечном берегу у края залива. Северный ветер приносил неприятные запахи с плавучих тюрем, пришвартованных неподалеку от соляной равнины. Между ними неспешно курсировали сторожевые лодки.
— Не танцевала?
— Она же вдова! Вдовам не пристало развлекаться. Еще слишком рано. После смерти ее мужа не прошло и трех месяцев.— Гальяна замолчал, вспомнив, наверное, какой видел Катерину несколько дней назад на берегу, когда «вдова» носилась верхом и вовсе не выглядела убитой горем. Впрочем, если его что-то и смутило, говорить об этом испанец не стал.— Она была со мной чрезвычайно любезна и очень мне понравилась.
— Да, она многим нравится.
— Ваш бригадир тоже там был,— продолжал Гальяна.
— Мун? Он не мой бригадир. К тому же он сейчас вряд ли в том состоянии, чтобы танцевать.
— Бригадир пришел на костылях,— подтвердил испанец.— Я получил от него приказ.
— Вы? Он не вправе отдавать вам приказы! — Шарп подобрал плоский камешек и бросил с таким расчетом, чтобы он запрыгал по воде, но получилось неудачно, и камешек сразу утонул.— Надеюсь, вы посоветовали ему отправиться ко всем чертям и там остаться.
— Вот этот приказ.— Испанец достал из кармана сложенный листок и передал Шарпу, который с удивлением обнаружил, что приказ, написанный карандашом, явно наспех и небрежной рукой, адресован ему. Листок был пригласительной карточкой. Шарпу и его людям надлежало передислоцироваться к Рио-Санкти-Петри, где и находиться до получения дальнейших распоряжений или благополучного возвращения войск, находящихся ныне под командованием генерал-лейтенанта Грэма на Исла-де-Леон. Не веря своим глазам, Шарп перечитал приказ.
— Не уверен, что бригадир Мун может отдавать мне какие-либо распоряжения.
— Однако ж отдал,— сказал капитан Гальяна.— И я, разумеется, пойду с вами.
Шарп вернул карточку испанцу и, ничего не сказав, швырнул еще один камешек, который, прежде чем утонуть, несколько раз коснулся воды. Артиллеристы называют это настильным огнем. Хороший пушкарь умеет запустить ядро так, чтобы оно, пройдя вскользь, набрало дополнительную силу.
— Мера предосторожности.— Гальяна, аккуратно сложив листок, убрал его в карман.
— Против чего?
Иснанец тоже подобрал камень и пустил его так, что тот скакнул по воде не меньше дюжины раз.
— Через Санкти-Петри проложен мост. Возле него стоит генерал Сайас с четырьмя батальонами. У него приказ не пускать никого из города за реку.
— Вы уже говорили, но зачем останавливать вас?
— В городе есть люди, которых называют affrance-sados,— объяснил Гальяна.— Знаете, что это значит?
— Они за французов.
Гальяна кивнул.
— К сожалению, таковые имеются и среди офицеров гарнизона. Генерал Сайас должен останавливать тех, кто хочет поступить на службу к противнику.
— Да пусть бы уматывали. Меньше лишних ртов.
— А вот британцев он не останавливает.
— Это вы мне тоже говорили, и я обещал помочь. На кой черт вам понадобился приказ от этого болвана Муна?
— В моей армии, капитан, человек не может просто делать то, что ему хочется. На все необходим приказ. Теперь у вас есть приказ. Так что вы можете с чистым сердцем перевести меня через реку, а потом уж я найду свою армию.
— А у вас есть приказ? — спросил Шарп.
— У меня? — удивился Гальяна. Над гладью залива разлетелся глухой звук выстрела — это напомнила о себе одна из тех мощных французских мортир, что стояли на Трокадеро. Шарп повернулся, чтобы посмотреть, куда упадет снаряд, но взрыва так и не дождался.— У меня приказа нет,— признался испанец.
— Тогда почему вы уходите?
— Потому что французов нужно разбить,— с неожиданной горячностью ответил Гальяна.— Испания должна освободиться! Сама! Мы должны драться! Я не могу сейчас ходить на танцы, как ваш бригадир. Генерал Лапена ненавидел моего отца и ненавидит меня, он не хочет, чтобы я получил возможность проявить себя в бою. Вот почему меня оставили в городе. Только я не собираюсь здесь отсиживаться. Я пойду сражаться за Испанию-Торжественность последних слов смягчила очевидная искренность чувства.
