— Уже на следующий день после того, как все произошло, все в школе только и говорили об этом. Даже не перешептывались, а говорили в полный голос. Не считая нужным скрывать свои издевательские взгляды и насмешливое хихиканье у меня за спиной. — Мелинда злобно оскалилась. — «Ха, толстая глупая Мелинда Уайт влюбилась во всю футбольную команду сразу». Хотя все было совсем не так. Но это не имело уже никакого значения, потому что все хотели верить тому, о чем говорили. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду, верно?
— Я… — Айви растерялась и не знала, что сказать.
Она и вправду помнила какие-то разговоры, но при этом понятия не имела, что Мелинда была той самой девочкой или что кто-то из ее знакомых ребят отметился в этой истории. Это случилось еще до того, как они с Дэвидом стали встречаться, в те давние времена, когда ее скорее похитили бы инопланетяне, чем на нее обратила бы внимание восходящая звезда школьной футбольной команды — куортербек по имени Дэвид Роуз.
— А помнишь, как в том же году они прозвали меня «самой дружелюбной»? — злобно ощерилась Мелинда. — Думали, наверное, что я не пойму, в чем здесь юмор.
Айви помнила, как веселились и перемигивались одноклассники, когда состоялось тайное голосование по этому и впрямь двусмысленному титулу.
— Они думали, если ты одинока, значит, ты вдобавок и непроходимо глупа. — В уголках глаз Мелинды показались слезы, и она опустила нож. Но мгновенная слабость тут же миновала. — Просто никто на них не знал того, что случилось на самом деле.
— И правда так никогда и не выплыла наружу, верно? — заметила Айви. Ее слова жалко прозвучали во враждебной и горькой тишине, вдруг воцарившейся в спальне. — Ты единственная, кто знает все.
Она вдруг поняла, что Мелинда хочет выговориться, ей обязательно нужно рассказать кому-нибудь о том, что случилось, найти слушателя, пусть даже неблагодарного, и Айви вновь стала продвигаться вперед, дюйм за дюймом, пока подошвы ее ног не коснулись пола.
— Ты хочешь знать, что именно твой драгоценный супруг и его дружки сотворили со мной? — Мелинда подняла нож и погрозила им Айви. — Я думаю об этом каждый день каждой недели каждого года. С тех самых пор, понятно тебе? Когда я просыпаюсь по ночам. А мне часто снятся кошмары. Я помню все до мельчайших подробностей. Я до сих пор слышу их, как они спускаются по лестнице, горланя непристойности и улюлюкая. — Мелинда замерла на месте, в глазах у нее появилось отсутствующее выражение, мыслями она наверняка унеслась в прошлое. — Как они важничали и пижонили в своих футбольных куртках! И пришли все сразу, как они всегда делали.
Айви хотелось зажать уши ладонями, воздвигнуть непреодолимый звуковой барьер между собой и этой ненормальной, которая уверовала в собственные фантазии. Это все ложь, ложь, ложь. Иначе и быть не может.
Мелинда устремила блуждающий и рассеянный взор в потолок.
— Арета.[27]Именно ее песню передавала та радиостанция, которую любил слушать мистер Керси. Дэвид взялся подпевать, но не попадал в ноты и ужасно фальшивил. А потом он стал изображать «лунную походку» Майкла Джексона. — Мелинда улыбнулась своим воспоминаниям. — Вот он подходит ко мне и облокачивается о стойку: «Эй, красавица, что заскучала?» — Мелинда смущенно зарделась. — Представляешь, он назвал меня красавицей! И он хочет знать, куда подевались все остальные. Потому что те, кто еще оставался, уже собираются уходить. Он подходит ко мне и спрашивает: «Ну и куда же запропал наш нацист из кегельбана?» Я понимаю, что он просто шутит, но делаю вид, что принимаю его всерьез. Я снимаю трубку телефона и спрашиваю, не хочет ли он позвонить мистеру Керси. А он отвечает, — Мелинда подалась вперед и поднесла руку ко рту, — «Не-а». Как будто он такой крутой, что ему никто не нужен. Я разрешаю им занять пару дорожек. А потом Дэвид возвращается ко мне со своим дружком. Волосы, уложенные пенкой. Темные глаза. Считает себя неотразимым. Даром Божьим. И я вижу, что они уже откупорили бутылки с пивом. Если бы сейчас вошел Керси, его бы хватил апоплексический удар. Его дружок, тот самый писаный красавчик альфонс, проводит языком по губам, что, наверное, должно меня завести не знаю как, и говорит: «Мне нужна… пара. Одиннадцатого размера».[28]
Мелинда подняла руку и пригладила волосы на виске характерным жестом Тео. «А сходство-то поразительное», — машинально отметила про себя Айви.
— И тут я вспоминаю, кто он такой. Это парень — придурок, каких свет не видел. Он из тех кретинов, что садятся за столик у входа в кафе и рассматривают девчонок, ставя им оценки в баллах. Составляют рейтинги, представляешь? Они даже записывают набранные очки на карточки. Но когда иду я, на меня никто не смотрит, как будто меня нет. Вот я им и говорю: «Вы не должны были приносить сюда пиво. Это не разрешается». Его дружок подходит ко мне вплотную, то есть чуть ли не прижимается ко мне, и проводит донышком своей бутылки по моей руке. А потом говорит что-то вроде: «Но ведь ты никому не расскажешь об этом, верно? Ты ведь своя девчонка, нет?» И он предлагает мне выпить. И тут, сама не знаю почему — Мелинда протянула руку и взяла воображаемую бутылку, а глаза ее опять затуманились воспоминаниями, — я беру ее. Пью. А что, неплохо. Мне нравится. Во всяком случае, вкус у пива не настолько плохой, как я ожидала. Я отпиваю еще глоток и отдаю ему бутылку. А потом вдруг замечаю, что остальные ребята почему-то не играют в боулинг. Они смотрят на меня и отпускают сальные шуточки. Один из них поднимает руки вверх и кричит: «СЧЕТ!»
По лицу Мелинды потекли слезы.
— Я чувствую себя полной дурой. А Дэвид мне и говорит: «Не обращай внимания на этих засранцев». Он протягивает мне свое пиво, берет меня за руку и подводит к стулу, на котором обычно сидит судья и записывает набранные очки. Я допиваю сначала его пиво, потом еще одну бутылку. А они играют в боулинг. Сбивают кегли двойным броском. У кого-то шар попросту вылетает с дорожки. Потом полное попадание. И еще одно. — Мелинда говорила мелодичным речитативом, нараспев, и Айви словно наяву видела, как шары для боулинга с грохотом несутся по дорожкам, слышала, как с сухим стуком валятся сбитые кегли. — И они все хлопают меня по плечу или по моей раскрытой ладони. А потом дружок Дэвида приподнимает меня со стула и сует мне в руки шар. Я говорю ему, что не умею играть в боулинг. Ему кажется, что это ужасно смешно: я работаю в кегельбане и не умею играть в боулинг! Он кладет руки мне на бедра, ну будто собирается учить меня. Расстегивает мне рубашку у ворота. А я знаю, что должна велеть ему перестать, но мне нравится, как он прикасается ко мне. Мне становится хорошо. А тут еще по радио Синди Лаупер поет свой знаменитый хит «Девчонки хотят повеселиться». — Мелинда сделала движение, словно собираясь потанцевать под слышную ей одной музыку. — Так оно и есть. Я замечательно развлекаюсь. Прекрасно провожу время. Мне весело и хорошо. И вдруг, прежде чем я успеваю сообразить, что происходит, отовсюду льется пиво. Прямо на меня. Прямо на этого писаного красавчика. А Дэвид стоит вместе с остальными, и они прямо умирают со смеху, а в руках у них пустые бутылки из-под пива. Дружок Дэвида хватает новую бутылку, откупоривает ее и дает мне. Он говорит: «Теперь твоя очередь. Отплати им той же монетой». И я думаю: «Какого черта, почему бы и нет?» Я затыкаю горлышко большим пальцем и встряхиваю бутылку. Несколько раз. Сильно. А потом убираю палец. И пиво ударяет струей. — Мелинда делает широкий жест, обводя комнату рукой с зажатым в ней ножом. — На лице Дэвида написано невероятное изумление, он стоит с таким видом, как будто лягушку проглотил.
