Мыться я отказался, и обед, сказал, сам возьму. Она хотела прибрать, но я ей говорю:
— Все, ничего не надо, отваливай к своему Эйялю.
Она прямо оторопела. Я с ней так никогда не разговаривал.
— Ты чего? — говорит.
— А ничего. Ступай, ступай, я устал.
— Да брось, Михаэль. Ты полежи, отдохни, может, поспишь немного, а я пока приберусь, мешать тебе не буду.
— Ничего не надо. Уходи. Сказано тебе — устал.
— Отчего же ты так устал? Мы и занимались-то всего ничего.
— Ну, привязалась! От тебя я устал.
— От меня?
— От тебя!
— Устал от меня?
— А ты думала, от тебя устать нельзя?
— Вот как.
Быстро убрала щетку, ведро, тряпку, скинула свой синий халатик и заглядывает ко мне в спальню:
— Михаэль, я ключ отдам Татьяне. Скажу ей, что больше ходить к тебе не буду.
— А говори, что хочешь.
Хлопнула дверью и ушла.
26
Ни за что ни про что обидел и выгнал хорошую, ласковую девочку.
Головой ужасаюсь, какое я идиотство сделал, а параллельно душит досада, что не успел ей как следует наговорить. Проще сказать, обругать как следует. Мало того. Я женщину в жизни пальцем не тронул, а тут так и видится, как бы я ей врезал, если бы близко подошла. Не то чтобы просто ударить, а по заднице с размаху или за титьки схватить, главное, чтоб погрубее и пообиднее. Прямо руки чешутся, и жалею, что быстро ушла.
А за что? Почему?
Лежать нет мочи, встал.
Ползаю по квартире, не знаю, куда себя девать. Теперь уж не просто скука одолевает, а какая-то смесь тоски со злостью. Обедать давно пора, но есть по-прежнему не хочу. Выпил два стакана воды, чтобы алголизин вонючий скорей выгнать из организма.
Сходил в туалет, но жарко, и мало что выделилось. Так что алголизин во мне все еще сидит.
Знаю, что не стоит их смешивать, но не вытерпел и принял одну беленькую. То ли алголизин помешал, то ли вообще действие ослабело, как я замечал и раньше, но желаемого результата не получил. Пришлось принять еще одну, и опять осталась у меня одна-единственная.
А успокоиться все не могу. Что это со мной творится?
И главное, что теперь делать?
27
У меня с Кармелой установились какие-то странные отношения.
Вроде бы она относится как всегда, и навещает, и стряпню носит, и пошучивает, и хохочет своим лошадиным хохотом, и обращается опять как обыкновенно с соседом, а не с мужиком, с которым переспала. Сперва я даже обрадовался, что все так мирно сошло на нет и мы опять добрые приятели, и все. Но потом начало становиться как-то не по себе. Так обращается, как будто я то ли молодой мальчик, то ли совсем старик, который не все правильно понимает и которому надо объяснять и потакать. А не то что мужчина в самой силе, хоть и поломанный.
Правильно говорят, что нет страшнее бабы, когда ее мужик не хочет. Она ведь чувствует, что у меня все начисто прошло. И не из-за перелома, а вообще. И она еще ничего, фасон держит очень прилично, другая, может, совсем бы общаться перестала. Неловко иногда перед ней, но ведь не стану я ей объяснять, что меня теперь только одна женщина интересует, а других как нету. Кто знает, может, потом, когда все уладится… Но это ей мало радости от такого объяснения.
Вообще, когда Татьяна сказала, может, у вас с ней что-нибудь получится, это она сказала глупость. Ничего у нас с ней получиться не могло, кроме случайного баловства. Наверно, ей просто хотелось трахнуться с русским мужиком, убедиться, что это такое и нет ли у него хвоста.
Для чего еще я ей нужен? Неужто считать, что она влюбилась, мечтает жизнь со мной связать? Надо смотреть реальности в глаза, ей это и в голову не придет. И не оттого, что у меня спина согнутая. Это мне с женщинами еще никогда не препятствовало, а с ней и подавно. Какая это одинокая баба за сорок станет смотреть на фигуру, если все другое в порядке? Я вообще не помню, чтоб мне женщина отказала, если настойчиво действовать. А просто у нас с ней совершенно разная ментальность и разный культурный фон. Нам с ней выше уровня перепихнуться никогда друг друга не понять. Это тебе не Танечка, которую я до сих пор всю навылет знал, и только теперь оказалось, что не совсем.
Кармела, я так понимаю, любит развлекаться, в ресторан там или в гости к родственникам, их у нее наверняка большая кодла, и все восточные всё время семейно тусуются. Небось постеснялась бы со мной показаться, да еще русский, они нас и за евреев-то не считают. А у меня, наоборот, насчет них большое сомнение, как-то не похоже, что в них элохимская кровь, хотя в мире к ним отношение правильное, антисемитское.
И потом, она женщина практичная и устроенная, вон какую квартирку отхватила. Зачем ей инвалид без гроша за душой, да еще ухаживать придется? Тут, опять же, Танечка в самый раз, а эта вряд ли. Правда, если бы знала про камни… Но вот уж кому не скажу. Мне купленных чувств не надо.
Короче говоря, не так приятно к ней обращаться, но больше не к кому. У нее полно знакомств, наверняка найдется и в аптеке кто-нибудь.
Едва дождался пяти часов, когда она с работы приходит, и позвонил. И тут же прибежала, даже еды никакой не принесла, так торопилась. Открыла своим ключом, ворвалась в спальню:
— Мишен-ка, что случилось?
— Почему случилось? Ничего особенного.
— У тебя такой голос по телефону…
— Да нет, просто я хотел попросить тебя о небольшой услуге…
Сразу успокоилась и переменила выражение:
— Почему небольшой? Проси уж сразу о большой, пока есть возможность.
Хм! Надо же, опять заигрывает. Опасно, но никуда не денешься, придется подыграть.
— Зачем же о большой?
— А чтоб за тобой должок был.
— Я с долгами всегда честно расплачиваюсь, — говорю, но не углубляюсь, какой монетой расплачиваться.
— Это мы поглядим, — говорит. — Ну, так чего тебе?
Я сказал, лекарство, мол, нужно, без рецепта.
— Это ты все со своим перкосетом? Что же Таня, так и не взяла рецепт?
— Да вот, все врача никак не застанет. В разные смены работают.
Вместо чтоб взять и сделать, все ей объясни да расскажи, и опять чувствую, что в нервах начинает возникать раздражение.
— И из отделения не принесла? Ишь ты, какая честная. Все берут, что им надо, а она не может.
Я молчу, не хочу обсуждать с ней мою Таню. Ну да, честная, кому-то и честным надо быть.
— Чего молчишь? Надо тебе перкосет?
— Надо.
— Тогда проси как следует. Может, и достану.
