– Вы ничего не знаете об этом, и что бы вы ни говорили, лично для меня не будет иметь никакого значения. – Она глянула на Коналла, потом на Дункана, а затем опять пронзила Лану холодным взглядом. – Ангус Бьюкенен сказал мне, что вы родили только одного сына и что Минерва присутствовала при этом. Так кто же из них ваш сын? Вы можете сказать нам правду? Или жить во лжи – семейная черта всех Маккериков?
Лана побелела. Если бы любой другой человек обратился так к женщине, которую он считал своей матерью, Коналл бы впал в ярость.
Но это была Ив. И вопрос, который она задала, тоже мучил его. Он тоже хотел получить на него ответ, поэтому позволил презрительным словам Ив повиснуть в зале, подобно грязному белью.
Дункан выступил вперед.
– Да, мама, – произнес он. – Ты поклялась, что расскажешь нам правду, но, похоже, Бьюкенен знает о нашей жизни больше, чем следует. – Дункан посмотрел на старика. – Ты хочешь услышать объяснение, Ангус Бьюкенен?
Старый шотландец опять сел.
– На самом деле я требую его. Ив, садись, пожалуйста. – Он указал на кресло позади нее. – Ведь ты совсем не отдохнула.
Коналл хотел броситься к ней. Встать на колени и целовать ее руки. Или просто сидеть рядом и упиваться близостью. Но она взглядом запретила ему это сделать, поэтому Коналлу ничего не оставалось, кроме как встать рядом с Дунканом, оставив Лану стоять в одиночестве посередине зала.
– Проклятие действительно было – и оно существует до сих пор, – начала она свой рассказ. – Его наложила Минерва Бьюкенен. Но случилось это не в тот день, когда умер Ронан и твоя жена. – Лана сочувственно посмотрела в сторону Ангуса. – И она прокляла наш клан не из-за Дэра, – она сглотнула, – а из-за меня. Проклятие предназначалось мне.
– Мама! – воскликнул Дункан! – Какого черта?..
Лана жестом заставила его замолчать и продолжила:
– Минерва и Ронан жили в хижине почти целый год – с той самой поры, как Ронан поссорился с Дэром. – Она опять глянула на Ангуса. – Я думаю, что ты с сестрой тоже поссорился?
Ангус с сожалением кивнул.
– Я потребовал, чтобы она прекратила себя так вести. Она уже была взрослой женщиной, но так и не вышла замуж, отвергая каждого, кто хотел назвать ее своей женой. Старая дева, целительница, наделенная мудростью, к услугам которой прибегал весь наш клан. И вела себя как сумасшедшая, причем с братом мужчины, которого она с таким презрением отвергла.
Лана на мгновение поджала губы, а потом заметила:
– Да, Минерве уже было за тридцать, когда я познакомилась с ней. И правда слишком поздно, чтобы предаваться девичьим мечтам о свадьбе.
Она перевела дух и продолжила:
– В ту ночь, когда Ронан должен был встретиться с тобой, Ангус, он привел Минерву ко мне, причем против ее воли. Он знал, что Дэра не было и что его брат в последнюю очередь будет искать Минерву в своем собственном доме. Ронан понимал, что Дэр каким-то образом попытается его остановить. Поэтому Ронан привел Минерву ко мне, чтобы я защитила его женщину и его новорожденного сына.
– Боже правый! – прошептал Ангус и прижал руку к груди.
Дункан сел на пол у ног Коналла, который так и остался стоять, несмотря на волнение, сжимавшее его сердце. Он услышит горькую правду о себе в присутствии любимой женщины и поведет себя как мужчина, собрав в кулак свою гордость. Это все, на что он сейчас способен.
Лана заломила руки и посмотрела на двух мужчин, которых она называла своими сыновьями.
– Ему было всего две недели от роду. Он был очень маленький и слабенький. Минерве и Ронану тяжело жилось в хижине. Младенец не брал грудь, и потому молока у Минервы с каждым днем становилось все меньше и меньше. Но она старалась изо всех сил. И хотя ребенок был очень болезненным, она о нем заботилась и очень любила. В ту ночь у меня начались схватки. Это случилось сразу после того, как стало известно о предстоящем сражении. Минерва очень боялась за Ронана, но она не ушла и осталась со мной, пока я не родила сына. – Слезы катились по ее немолодому, морщинистому лицу, которое Коналл любил всю свою жизнь.
– Когда мой сын наконец родился, Минерва тут же помчалась к Ронану – к «половинке своей души», как она называла его. Но она понимала, что там очень опасно, поэтому никак не могла взять с собой ребенка. Она заставила меня поклясться, что я позабочусь о нем, а я не смогла ей отказать. Ведь она позаботилась обо мне и моем ребенке.
У Коналла сжалось сердце.
– И она так и не пришла… за ним? – спросил он.
– Ох, – выдохнула Лана, заламывая руки. – Она вернулась, но только очень нескоро. Прошло много времени, и я подумала, что она умерла, как Ронан. А может, сама лишила себя жизни.
Старик застонал, и Коналл увидел, как он закрыл лицо руками.
– Ох, прости меня, Минерва. Я думал… что она поступит именно так и принесет бессмысленную жертву, кинув свою жизнь в могилу. Я… не дал ей уйти. Я сам обезумел от горя и запер ее. Обвинил ее во всем.
Лана немного помолчала, а потом продолжила:
– Дэр вернулся после битвы сломленным человеком. У него в голове что-то повредилось, он не мог смириться с потерей брата. Он проклинал Бьюкененов, Минерву. Я не знала, как он себя поведет, когда выяснится, что я приютила ее сына, и очень переживала.
– Что ты сказала ему, мама? – тихо спросил Коналл. – О двух детях?
– Я сказала ему… да ничего не сказала. Он решил, что вы наши близнецы. – Лана слегка улыбнулась. – Минерва ушла, ее ребенок проголодался, а я была слишком слаба, чтобы принести ему козьего молока. Поэтому я дала ему грудь, и он взял ее. В таком положении Дэр и застал нас… троих. – Она с любовью посмотрела на Дункана и Коналла.
– Но она ведь вернулась, мама, – напомнил ей Дункан. – Значит, ты ей отказала?
– Да, – едва слышно созналась Лана. – Не напрямую, потому что я боялась встретиться с ней с глазу на глаз. Когда она пришла, я спряталась в доме и не отдала ребенка. Я повела себя как последний трус. Дэр узнал, что она как безумная бродит по лесу со своим диким волком, и пошел к ней. Я испугалась, что один из них может убить другого. Я могла бы остановить это, сказать правду Дэру и отдать Минерве ее сына. Но если бы он узнал, что из-за его гордыни ребенок потерял отца, то не выдержал бы этого и окончательно сломился. А Дэр и так очень страдал!
Лана на мгновение закрыла глаза, а потом продолжила:
– А малыш рос не по дням, а по часам. Он становился все сильнее, все крепче. Молока у меня хватало для вас обоих, и я полюбила сына Минервы так же неистово, как и своего собственного. Я боялась, что он пропадет с ней. Минерва была сама не своя от горя, она скиталась вдали от своего клана. К тому времени молоко, которое у нее еще оставалось, уже должно было пропасть. – Она отвернулась. – Но теперь я признаюсь в своей жадности. Вы оба были нужны мне. Я слышала, как Минерва кричала и звала меня, когда бродила в ближнем лесу, но я продолжала молчать. Вот тогда она и прокляла наш клан. Не после сражения, не над телом Ронана. Она прокляла Маккериков из-за меня. И никогда никому об этом не говорила.
