Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
— Ваше Высокоблагородие… — сказал он.
Я проследил за его взглядом. Через весь борт — длинная, уродливая царапина. Это нельзя назвать случайностью: чтобы сделать такую на современной машине, нужен острый нож.
— М-да… — только и сказал я. — Достойно, нечего сказать…
Достойно меня встречает город, за спокойствие которого я проливал свою кровь, и главное — чужую.
— Все нормально, — сказал я, — все нормально…
— Извольте…
Николая я узнал не сразу.
Николай, в сущности, не был готов к тому, что свалилось на него после гибели отца. В нем все еще жил какой-то ребенок, проказливый, непоседливый ребенок, который давал ему возможность видеть и чувствовать мир совсем по-другому, нежели взрослые. Но Потешный двор стал вдруг настоящим — и теперь передо мной стоял человек, которого я плохо знал. Человек, отринувший все иллюзии, познавший зло и поставивший его на службу себе и своей стране, неоднократно преданный и разуверившийся в людях, наконец — осаждаемый в этом дворце подобно дикому медведю в берлоге. Он вовсе не собирался уступать никому: ни германцам, ни демонстрантам, ни обстоятельствам судьбы — никому. Если вы попросите меня назвать самого упрямого человека на Земле, я скажу вам: Его Императорское Величество Николай Третий Романов. Ничуть не покривлю при этом душой.
— Ты видел, что происходит у ворот? — без предисловий спросил Николай.
— Да.
— И что там, по-твоему, происходит?
— Хулиганские выходки, — ответил я, — причина их в том, что эти молодые люди никогда не видели настоящего противостояния. Никогда не знали настоящей войны… страшной войны, такой как в Мексике. Не знают, что это такое. В их понимании противостояние с властью — достаточно романтичное дело, подрыв основ власти — показатель смелости.
— Слава богу, что время переезда… В России… никогда не было по-другому, — сказал Николай, — особенно в образованных кругах. Государство считалось этаким… Левиафаном, душителем свободы. Наша проблема в том, что сейчас к образованному классу можно причислить все население страны. Крестьян, которые держали портрет Государя в углу рядом с иконами, больше не осталось…
Николай помолчал, потом продолжил:
— Знаешь про выборы? В Думу.
— Что-то слышал, Ваше Величество…
Николай в возбуждении встал со своего места.
— Дума — намного более опасный политический инструмент, чем кажется, ее влияние многие недооценивают. То, что я могу принимать законы без согласования с Думой, не более чем фикция, традиция говорит совсем о другом. Совсем о другом! Дума является выразителем общественного мнения — и одновременно она сама формирует общественное мнение. Сколько я могу принять законов в обход ее, не подвергаясь обструкции, а? Один-два, не более. Каждый такой закон будет воспринят как удушение свободы — а ты не можешь не понимать, что законы выполняются только в том случае, если подавляющее большинство населения благожелательно воспринимает их. Опросы показывают, что с вероятностью девяносто процентов Консервативному блоку не сформировать в Думе даже простого большинства. Досрочный же роспуск Думы приведет только лишь к консолидации рядов наших противников и притоку к ним новых людей!
Николай остановился, словно подняв лошадь на дыбы, и сказал:
— И потому я хочу, чтобы ты баллотировался в Думу! Мне нужны все люди, которых я могу собрать и на которых могу положиться. Все до единого! Нужно максимально укрепить Консервативный блок!
М-да…
— Ваше Величество, покорнейше прошу освободить меня от этой ноши, — сказал я.
— Почему?
— Ваше Величество, Дума — совсем не то место, где я придусь ко двору! Совсем не то.
— Это почему это?
— Потому что решения, которые надо принимать в данный конкретный момент, требуется принимать без обсуждения и без доказывания кому-либо чего-либо. Кто доказывает — тот априори не прав, он доказывает прежде всего самому себе. Что было бы, если бы в Персии я создал такую вот Думу, посадил в нее пятьдесят или тем пуще сто говорунов и заставил бы их обсуждать решения, которые необходимо принимать быстро и при этом не учитывая интересы каждого? В лучшем случае получилась бы постыдная говорильня при льющейся на улицах крови. В худшем случае депутаты для придания веса своим словам и своим воззрениям начали бы апеллировать к улице. И улица раскололась бы, в то время как нужно было прямо противоположное — единство.
— У нас не Персия.
— Подъезжая к дворцу, я забыл об этом, Ваше Величество. Разве что вместо яиц там могли кинуть гранату. Яиц не хватало и на еду.
Николай посмотрел на меня — зло и как-то загнанно.
— Решение принято, сударь. Окончательное и бесповоротное. Вы знаете правила: просто передадите свое место в списке следующему, вот и все. Не желаете заседать в Думе — ваше право.
Николай вдруг подмигнул мне:
— Чтобы быть хорошим политиком, нужно прежде всего нравиться журналистам. Потому что именно они создают образ политика перед избирателями. А у тебя ведь с этим все в порядке, а? По крайней мере, с журналистками…
Да я бы не сказал…
Декабрь 2015 года
Санкт-Петербург
Телестудия
Свет жег глаза. Для чего-то освещение в студии было направлено прямо на нас, от этого я чувствовал себя не в своей тарелке. Для меня свет — опасность, темнота — спасение, это не придумано мной, это вбито в центре подготовки боевых пловцов Балтийского флота, так вбито, что топором не вырубишь. Мой противник по дебатам чувствовал себя намного свободнее, улыбался и даже заигрывал с гримершей. Впрочем, ему простительно. Он молодой и кроме того, чтобы дебатировать и спорить, больше ничего, в сущности, и не умеет…
Итак, господин Алексей Дмитриев. Адвокат, бывший чиновник восьмого класса, коллежский асессор. Во Владимирской губернии занимал должность советника губернатора по юридической части и скомпрометировал себя махинациями с землей, вследствие чего был вынужден выйти в отставку. Уголовное дело не возбуждалось за недостаточностью улик, а также вследствие того, что преступный умысел не был доведен до конца, а возбуждать по умыслу просто никто не потрудился. Вынужденный уехать из славного города Владимира, Дмитриев прибыл в Москву, где поступил в коллегию адвокатов — без поручительства, с трудом наскребя на поручительный взнос.[56]Дела он вел ни шатко ни валко, по крайней мере модным адвокатом он не стал и свое бюро не открыл. Зато каким-то образом сдружился с господином Абрамсоном, крупным владельцем недвижимости в центральной России. Возможно, по его протекции попал в Оксфорд, на бесплатные шестимесячные курсы гражданских лидеров, где лекции читают специалисты Тэвистокского института, известного антироссийского подрывного центра. В Россию он вернулся уже не адвокатом, а гражданским лидером. По коммерческим делам он больше не адвокатствовал — боролся с коррупцией и вел правозащитную деятельность. Для понимающего человека, такого как я, это значит, что человек нигде не работает и существует за счет неизвестных источников. Возможно, гранты, выделяемые различными иностранными организациями, возможно, прямые взносы лиц, заинтересованных в «демократизации» России. Он сильно поднялся за последний год, стал одним из лидеров гражданских протестных действий, в ходе которых какой-то подонок исцарапал вчера мою машину на стоянке. Эпизод, конечно, не смертельный — но неуважение чужих прав и чужого имущества при непременном требовании уважать свои права есть одна из отличительных черт протестов. Свои — чужие права протестующие мерили другой меркой.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
