Кокин вскрикнула и упала на татами.
— Какой ужас, какой ужас! Вы дьявол, вы злой дух из преисподней. Как могли вы совершить такое?
Кокин содрогалась, захлебываясь слезами, но Мацуко и глазом не моргнула.
— Ничуть не жалею, что убила его, — сказала она. — Я знала, что рано или поздно это произойдет, и я сделала только то, что должна была сделать тридцать лет тому назад. Но если поразмыслить, этот мальчик явно родился под несчастливой звездой, не правда ли? А скольких трудов мне стоило вытащить его тело! Господин инспектор, господин Киндаити, ну скажите, разве жизнь — не насмешка? Убивая Такэ и Томо, я ничуть не заботилась о том, чтобы скрыть дела рук моих. Я ведь думала: пусть забирают меня, если им так охота. И всякий раз кто-то хитро покрывал мои преступления. А на этот раз, когда мне вовсе не хотелось, чтобы меня схватили, когда у меня возникло страстное желание еще немного пожить на этом свете — помощи ждать мне было неоткуда.
— Простите, — перебил ее Киндаити. — Почему именно на этот раз вы стремились избежать подозрений?
— Разумеется, из-за Киё. Раз отпечатки рук полностью совпадали, значит, в тот день здесь был настоящий Киё. Сизума признался и в этом. Только я была в такой ярости, что забыла спросить у Сизумы, что сталось с Киё. Мне еще предстояло это выяснить.
— И вы проделали с трупом невероятную операцию.
— Да, чтобы придумать это, мне потребовалось не меньше часа, — все же я не слишком сообразительная женщина. Но, устроив такую шутку, я могла надеяться, что труп примут за труп Киё, а пока все уверены, что это Киё, я, мать Киё, буду вне подозрений — так я думала.
Вот и вышло, что проклятие топора, цитры и хризантемы, которое пытался инсценировать Сизума, исполнилось, завершившись смертью самого Сизумы.
— Все продумав, я отнесла тело в лодочный сарай, погрузила его в лодку и выгребла за ворота канала. Подплыла туда, где было помельче, и сунула его вверх ногами в ил. С вечера лед был еще не слишком крепким, но за ночь стал толще, и получилось совсем смешно.
Последняя глава
Рассказ Мацуко подошел к концу, никаких тайн, связанных с убийствами в клане Инугами, не осталось, но на сердце ни у кого не полегчало. Напротив, эта мрачная, темная правда отяготила души, как свинец. Сгущающиеся сумерки и мертвая тишина наполнили комнату знобким холодом. Небо, казалось, опять нахмурилось.
— Киё. — Резкий голос Мацуко разорвал тишину, словно крик какой то зловещей птицы в горах. Киё, встрепенувшись, поднял голову. — Почему ты вернулся в Японию под чужим именем? Ты совершил что-то постыдное?
— Матушка! — воскликнул Киё, а потом оглядел сидящих в комнате. — Матушка, я не сделал ничего постыдного в том смысле, какой вы имеете в виду. Знал бы, как изменились люди в нашей стране, ни за что не воспользовался бы чужим именем. Но я не знал. Я думал, что японский народ остался точно таким же, каким был, когда меня провожали на войну, — гордым своими знаменами и уверенным в победе. Я совершил серьезную ошибку на поле битвы. Я как командир принял неверное решение, и вся моя часть погибла. После этого разгрома в живых остались только я и один из моих подчиненных. Мы скитались по глухим районам Бирмы. Сколько раз я думал покончить с собой, покарать себя за свою ошибку! Как же я посмею, думал я, когда-нибудь ступить на землю Японии? В конце концов мой единственный уцелевший товарищ умер, а меня взяли в плен враги. Я назвался чужим именем. Мне казалось, что я позорю имя Инугами, попав в плен. Но… но… когда я вернулся в эту страну, я увидел…
Голос Киё дрогнул, обида стала комком в горле.
Так вот почему Киё вернулся в Японию под чужим именем! Возможно, поступок этот кажется странным, но гордость и чувство долга было присуще японцам до войны, а то, что Киё сохранил в себе эти качества даже после поражения в войне, несомненно, доказывает чистоту его сердца. В то же время, к несчастью, именно эти достоинства помешали ему предотвратить чудовищную трагедию.
— Киё, это правда? Это единственная причина, почему ты воспользовался чужим именем?
— Матушка, клянусь вам, мне нечего стыдиться, кроме этого, — горячо сказал Киё.
Мацуко улыбнулась.
— Тогда душа моя спокойна… Инспектор!
— Да?
— Я полагаю, Киё придется предстать перед судом.
— Боюсь, этого не избежать, — смущенно ответил инспектор Татибана. — Не важно, по какой причине, но факт остается фактом — он был соучастником… по существу, соучастником. Да еще — незаконное владение огнестрельным оружием.
— Что ему грозит?
— Не могу сказать.
— Но ведь не смертная казнь?
— Нет, конечно нет. И потом, я думаю, у него есть серьезные смягчающие обстоятельства.
— Тамаё.
Тамаё вздрогнула, когда Мацуко так неожиданно обратилась к ней.
— Да?
— Ты ведь будешь ждать Киё, да?
Тамаё побледнела, и слезы блеснули в глазах. Но голосом, полным решимости, она четко, без колебаний, ответила:
— Да, я буду ждать. Пусть десять лет, пусть двадцать… если Киё этого захочет.
— Тамаё… — Звякнув наручниками, Киё хлопнул себя по коленям и повесил голову.
В этот момент Киндаити что-то шепнул Фурудатэ, семейному поверенному Инугами. Тот в ответ уверенно кивнул головой и поставил перед собой большой узел, прежде находившийся у него за спиной. Все с удивлением взирали на этот узел, а Фурудатэ развернул его, и оттуда появились три прямоугольные шкатулки из адамова дерева, каждая длиной сантиметров в тридцать. С этими шкатулками в руках Фурудатэ направился к Тамаё медленным торжественным шагом, сел на татами и почтительно поставил их перед нею. Тамаё в изумлении широко раскрыла глаза, губы ее шевельнулись, словно она хотела что-то сказать.
Фурудатэ открыл крышки одну за другой и, достав из шкатулок их содержимое, уложил сверху. Восклицания и шорох, как шелест тростника под ветром, наполнили комнату: то были три реликвии клана Инугами — золотой топор, цитра и хризантема.
— Барышня Тамаё, — сказал Фурудатэ голосом, дрожавшим от волнения, — в соответствии с завещанием покойного Сахэя Инугами, я передаю эти три реликвии вам. Не будете ли вы добры отдать их тому, кого вы выбрали?
Румянец смущения окрасил щеки Тамаё. Ее взгляд нерешительно пробежал по лицам окружающих, но встретившись со взглядом Киндаити, замер — она увидела, как сыщик с сияющим лицом чуть заметно кивнул ей. Тамаё глубоко вздохнула, а потом еле слышно проговорила:
— Киё, пожалуйста, примите это… если вы хотите взять меня в жены.
— Тамаё… Благодарю вас. — Киё потер глаза перевязанной рукой.
Так был назван наследник баснословного состояния и всех предприятий клана Инугами, человек, которому неизбежно предстояло провести в тюрьме сколько-то лет.
