Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
Градобоев бурно дышал. По его телу пробегали мелкие биения, словно переполнявшие его энергии искали выход. Он напрягал мускулы, сдерживал взрыв. Елена пугалась его слов. То грозное, безымянное и ужасное, что мерещилось ей на бульваре, становилось явью. Срывалось с его яростных губ, брызгало из безумных глаз, жутко похрустывало в суставах пальцев.
– Мы опять на перекрестке русской истории! От меня зависит, куда хлынет поток русский судьбы! Он хлынет туда, куда я укажу! – Градобоев вдруг резко придвинулся к Елене: – Не вздумай кому-нибудь рассказать о том, что услышала. Это стратегическая тайна. Я тебе доверяю во всем. Ты знаешь каждую мою мысль, каждую клеточку. Я рассказал тебе о той алмазной росинке, которая вспыхнула передо мной в детстве, а потом пропала. И я ищу ее всю жизнь. Теперь она снова начинает мерцать! Это мой бриллиант! Наш с тобой бриллиант! – Он обнял Елену, сжал, так что она задохнулась.
Он грубо целовал ее губы, срывал платье. Выкручивал руки.
Он кинул ее на диван, и она не сопротивлялась. Подчинялась его насилию. Видела над собой его мокрые губы, дрожащие, с огромными белками, глаза. Заслонялась от его бормотаний, от поцелуев, похожих на больные укусы, от этой злосчастной тайны, которую он ей поведал. И когда он стал биться над ней, издавая сиплый рык, и вся его огненная сила пронзила ее, наполнила болью и мучительной сладостью, она отрешенно подумала, что теперь его тайна в ней начнет созревать, как страшный плод.
ГЛАВА 26
Новосибирск – могучий кулак, схвативший жилу Транссибирской дороги, клокочущую вену Оби, пучки магистралей, ведущих к ледовым морям. Железные мосты выстреливают на восток и на запад составы с пляшущими иероглифами, с клеймами немецких заводов. Стальные трубы, переполненные нефтью и газом, дрожат, как гремучие струны, схваченные пятерней, в которую уловлен громогласный аккорд Сибири. Так рвут постромки и хотят разбежаться кони гигантской квадриги, и наездник стягивает их воедино, намотав на запястье ремни.
Бекетов чувствовал город как сгусток непомерных энергий, скопление огней и металлов, фокус лучей, озаряющих русское будущее. Как наковальню, где в звонах выковывает образ грядущей России.
Он приехал на Авиационный завод имени Чкалова, гнездо, из которого в годы войны вылетали тысячи боевых самолетов. Цвет и краса сталинской «цивилизации неба». Сюда, звать сибирские полки на защиту Москвы, явился Бекетов.
У директора завода круглое, с узкими глазами лицо, в котором русское тесто всходило на якутской закваске. Он вел Бекетова по цехам, где стояли станки, напоминавшие хрустальные буфеты, в которых мерцали волшебные сосуды, драгоценные сервизы. Рабочие в комбинезонах, не касаясь станков, приближали глаза к приборам. Директор показывал свое богатство, как коллекционер демонстрирует шедевры, составляющие славу коллекции. Станки из Японии, Германии, Франции явились на завод после страшного разгрома, учиненного военному производству в минувшие годы. И там, где недавно зияли черные дыры обугленных цехов с обломками недостроенных фюзеляжей, теперь сияло лучистое, уходящее вдаль пространство, где в переливах света на стапелях дышали самолеты.
Несравненный фронтовой бомбардировщик Су-34. Еще не покрыт боевой сизо-стальной раскраской. Зеленовато-лимонный, в отточенных кромках, заостренный, пластичный, созвучный воздушным струям, бурлящим вихрям. В нем легкость и плавность дельфина, заостренность дротика, упругая мощь, которая превращает машину в гремящую молнию, проносит над полем боя, оставляя груды горящей брони. В этих формах, прекрасных и грозных, пугающих и ласкающих глаз, чувствуется гигантская воля. Пилотов, ведущих машину в грохочущем небе. Рабочих, сотворяющих самолет из ломтей титана. Конструкторов, воплотивших в прозрачном замысле идею воздушного боя. Стратегов, устремленных в сражения еще не существующих войн. Воля всего измученного, растоптанного народа, одолевающего свое поражение, устремленного к долгожданной победе. Воля, преодолевающая русскую смерть, продлевающая русскую жизнь.
Их три штурмовика, стоящие на стапелях, окруженные металлическим звоном и шелестом. На них подвешивают скорострельные пушки, прицелы для бомб и ракет. Ставят компьютеры, управляющие скоротечным воздушным боем. Машина, уклоняясь от попаданий противника, защищенная облаком электронных помех, проносится сквозь ядерный взрыв, сбивает истребитель врага, вонзает ракету в подземный бункер. Прозрачной тенью уходит в пустое небо.
Так чувствовал Бекетов это волшебное творчество, трогая ладонью крыло, и самолет едва ощутимым трепетом откликался на нежное прикосновение.
Директор заметил это взволнованное касание:
– Самолет завтра совершит свой первый полет. Для нас это праздник. Мы собираем коллектив, зовем ветеранов. Батюшка освятит машину, окропит святой водой. Самолет сделает круг над заводом и вернется в цех. Его покрасят в боевую раскраску, нарисуют звезду и отправят в полк, для несения службы. – Директор любовно осмотрел самолет, который нетерпеливо ожидал свидания с небом. – И еще, Андрей Алексеевич, сегодня вечером состоится собрание патриотов, которые хотели бы поддержать Чегоданова. Там есть всякие, и «красные» и «белые». Монархисты, которые молятся царю-мученику, и сталинисты, которые молятся на красную звезду. Будут споры и ссоры. Приглашаю вас, может, вы выступите? Расскажите, как на это смотрит Москва?
Осмотрев завод, Бекетов и директор уединились в кабинете, и Бекетов заметил, что над директорским столом висит портрет Чегоданова, но нет президента Стоцкого, что являлось вызывающим признаком. Бекетов рассказал директору о политических событиях в Москве, о протестных демонстрациях, об угрозе, нависшей над государством. Просил поддержать Чегоданова в канун президентских выборов. Директор обратил к Бекетову свое луновидное лицо, которое подарили ему славянские и якутские предки, и спросил:
– А почему бы не выкатить на эту Болотную площадь пулеметы и не косить эту мразь рядами? Та-та-та-та! Ряд за рядом! Чтобы бежали, как крысы. А потом эту липкую жижу хлоркой посыпать и смыть водометами! Чтобы инфекции не осталось! Государство должно себя защищать! – Его скулы играли, губы издавали звук неистовой дудки.
Бекетов был поражен этой внезапной яростью, не свойственной благоразумным руководителям и технократам. Объяснял, почему невозможен расстрел демонстрантов.
– Ладно, – мотнул головой директор. Было видно, что ответ его не устроил. И вопрос, который он задал, заслуживает другого ответа. – А почему вокруг Чегоданова шныряет вся эта сволочь? Почему он власть передал Стоцкому, а теперь назад ее отбирает? Почему он эту сволочь болотную к себе приглашает? Почему я должен на это смотреть и не плеваться при этом? – В узких темных глазах директора горел злой монголоидный огонь, а славянский рот растягивался в волчью улыбку.
Бекетов чувствовал взрывную энергию, скопившуюся в страстной душе, опровергавшую утверждение об усталости русского человека, о его унылом смирении. Бекетов осторожно объяснял директору сложность отношений Стоцкого и Чегоданова, который несвободен, связан путами с либералами, трудно от них избавляется.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
