за спину и ушла по лестнице наверх, бросив на прощание через плечо:
— Фу, какие вы неинтересные варвары. Скучные, неромантичные личности. Забирайте свой презренный металл и убирайтесь.
Выходя из усадьбы, сгибаясь под приятной тяжестью мешка с драгоценным добром, Блонди был веселее обычного.
— Надо отдать должное этому рыжему психопату Бобенброку. После стольких попыток убить меня, разочек, но он всё-таки помог. Пусть и косвенно.
— На твоём месте, я бы не стал встречаться с ним лично, что бы поблагодарить за такую щедрость, — сказал Генри, на ходу расстёгивая бьёрнскую форму.
— Да? Ты так считаешь? Мне же казалось, что мы с ним стали близкими друзьями после всего, что между нами было.
— При следующей встрече, всё, что между вами окажется — это баронский меч в твоём пузе.
— Ты пессимист и нытик, Генри.
— Это на фоне тебя, буйного лунатика, так кажется.
Троица друзей снова вышла на большой тракт. Зоркий на глаз Блонди, тут же выцепил старьёвщика, бредущего с телегой драного шмотья, и активно начал ему втюхивать бьёрнскую униформу.
— Слушай, да она как новенькая, сам бы в такой ходил, не снимая.
— Да куда я её дену, — ворчал старик. — Поймают меня с ней бьёрнцы, скажут, сам убил, и форму снял. Повесят, как пить дать.
— Да кто в этот бред поверит, что такая развалина, как ты, убил трёх солдат?
— Хм, и то правда, — согласился старьёвщик.
— Ну вот, а ещё лучше иди к нашим солдатам и скажи, вот, мол, так и так, убил трёх бьёрнцев, снял с них форму, хочу премию.
— А кто в этот бред поверит?
— А как не поверить, — удивлялся Блонди,- у тебя же форма трёх солдат.
— Хм, и то правда,- согласился старьевщик, отсчитал десяток медяков и, кинув мешок с формой на тележку, поспешил удалиться.
Генри уважительно покачал головой.
— Да ты и мёртвому расческу продашь. У тебя талант.
Блонди просиял.
— Что есть, то есть. Вот закончим со всей этой бандитской жизнью, открою свою лавочку, буду приторговывать какими-нибудь благородными винами и чуть их самому выпивать. Впрочем, о приятных мечтах — потом. Вперёд, джентльмены-балбесы, время не терпит.
В сумерках следующего дня, к предместью города Сен-Мари подъехала тяжелогружёная телега. Она остановилась возле заброшенного дома, где жили, как всем было известно, только призраки, что вызвало небывалый ажиотаж среди горожан. Пока трое возничих разгружали сундуки и ящики, самый высокий и самый болтливый из новоприбывших, казалось, успел перекинуться парой слов с каждым жителем вообще. Всем благодарным слушателям он сообщил, что этот дом они выкупили у мэра за какие-то гроши, потому что здесь никто не хочет селиться из-за призраков, а они с товарищами в призраков не верят, но хотя может призраки и существует, кто знает, поэтому надо бы заказать ритуал освящения и изгнания призраков, бережёных боги берегут, как известно. По поводу своего толстого спутника блондинистый болтун успел растрепать, что того зовут Диего Пузырь, он бывший циркач, выступавший, как самый жирный мальчик всего Фиорентино, сожравший однажды на спор восемь пудов пирогов в один присест. Диего Пузырь, услышав это, смерил блондина уничижительным взглядом, но промолчал.
— Он-то утверждает, что пудов было десять, не меньше, — заметив эту реакцию, прокомментировал болтун, — но вы ему не верьте, восемь пудов, точно говорю.
Про своего третьего спутника, чьё лицо было спрятано под маской, он сказал, что того зовут Уродливый Алехандро. Он страшен как смерть, поэтому особым герцогским указом ему запрещено снимать маску. Без этой защиты, продолжал нагонять ужас блондин, мужчины завидя его лицо падают в обморок, женщины замертво, птицы валятся на лету, козье молоко превращается в сметану. Это новость вызвала среди горожан новые оживлённые перешёптывания, часть самых впечатлительных дам поспешила уйти, а пара детей расплакалась, на всякий случай.
Только когда все ящики перетащили в дом и эта странная троица заперлась изнутри, взволнованные такими гостями жители Сен-Мари начали потихоньку расходиться.
— Блонди, сукин ты кот, — сказал Генри, снимая маску, — чего ты там наплёл?
— Опять ты ворчишь без причин? Впрочем, ничего нового.
— Предполагалось, поправь меня, что мы тихо заедем в город и начнём подкоп, не привлекая лишнего внимания.
— По-тихому заезжают никому не известные граждане, один из которых прячет своё лицо, и поселяются в доме с призраками? Ну да, ну да, что тут могло быть для местных интересного, ума не приложу.
— Диего Пузырь, ты что скажешь?
Хрюша, извлекающий из ящика лопаты, пожал плечами.
— Хочешь что-то спрятать, спрячь это у всех на виду. Пусть лучше они нас обсуждают как необычных иностранцев, нежели подозрительных.
— Боги с вами, — сказал Генри, забирая кирку. — Давайте за работу, времени у нас в обрез.
Щербатый Джон отметил окончание рабочего дня парой кружек пива и чуть пошатываясь брёл домой. Настроение его было прекрасным. Над ним простиралось бескрайнее звёздное небо, приятный свежий ветерок обдувал хмельную голову. Джон, насвистывая незамысловатую песенку, присел на край дороги, чтобы как следует насладиться этим чудесным моментом, когда сзади его кто-то окликнул.
— Кто здесь? — спросил он оборачиваясь и напряжённо вглядываясь в тёмный переулок.
— Свои.
Из темноты вышел мужчина в маске. Щербатый вздрогнул, в первую секунду подумав, что это разбойники.Но быстро понял, что это тот самый Уродливый Алехандро, про которого ему сегодня днём уже все уши прожужжали. Суеверно осенив себя Знаком Пятерых, Джон сделал полшага назад.
— Мы с вами, вроде, незнакомы, господин, — сказал он, стараясь не смотреть в лицо, от которого птицы валятся замертво.
— Да великие боги, прекращай уже, — сказал Генри, снимая маску.
Щербатый вскрикнул и закрыл глаза руками.
— Пожалуйста, господин, спрячьте лицо, я не хочу умирать.
— Да что б тебя, Блонди, — буркнул Генри. — Джонни, это же я, твой старый друг Генри, просто посмотри на меня.
Щербатый, наконец, узнал этот голос и ему сделалось ещё страшнее, чем если бы это был тот самый знаменитый урод.
— Генри? Ты жив?! — он сделал два шага назад.
— Как видишь.
— Ты же умер?
— С чего это ты так решил?
— Ну, как же. Этот
