я и не специалист: чем больше времени пройдет между инъекциями, тем меньше шанс их взаимодействия.
– Порядок действий у нас такой же, как раньше, – поясняет Коделл. – Сначала самые яркие воспоминания, затем более глубинные переживания и эмоции. Мы разбудим вас для контрольной беседы, и если останутся непроработанные участки, мы их доделаем. Но я уверена, мы справимся с первого раза.
– Прекрасно, – бормочу я, старательно изображая покорность. – Давайте поскорее покончим со всем этим.
– Буквально секундочку! – отвечает Коделл, не отрываясь от приготовлений. – В нашем деле торопиться нельзя.
Понимая, что шансы на успех тают с каждой секундой, я ложусь на кровать и тихо жду. Коделл берет с рабочего стола поднос и идет ко мне. Я вижу у нее в руках шприц. Яркие лучи операционной лампы просвечивают сквозь полупрозрачную серую жидкость. Доктор подносит шприц к моему запястью и неожиданно замирает. Я мысленно молю ее ввести мне препарат, пока еще не поздно.
– Перед тем, как мы начнем, хочу сказать… – задумчиво говорит Коделл, подыскивая нужные слова. А у меня от внутреннего напряжения каменеют все мышцы. – Как бы вы себя ни почувствовали после сеанса, и пусть мы так и не сошлись во мнениях, надеюсь, что…
– Да начинайте же, черт возьми! – рявкаю я.
Коделл молчит, ошеломленная моим откровенно наплевательским отношением и тем, что я скорее готов впасть в бессознательное состояние, нежели выслушать от нее еще хоть слово.
– Конечно. – Доктор наконец приходит в себя. – Увидимся после сессии.
Я слышу, как с мягким щелчком открывается крышка порта, и вот по моей вене бежит седативное, смешиваясь с уже находящимся в крови антидотом. Однако действие наркоза оказывается мощнее: голова тяжелеет, я проваливаюсь в мягкие объятия кровати, яркий свет меркнет перед глазами. Меня окутывает ватный туман, и я лечу куда-то вниз, мимо самых темных закоулков разума к абсолютно лишенному мыслей небытию.
На пороге полной темноты в голову приходит последняя мрачная мысль: когда я проснусь, то не буду знать, сколько времени находился без сознания. Ощущение времени скроется за черным облаком наркотического сна. Я могу очнуться через пять минут, или через пять дней, или много позже. Я проваливаюсь в черную бездну, не зная, когда снова увижу свет.
И я его вижу. Все начинается с искры. По телу прокатывается волна электрического тока. Потом второй раз, третий, четвертый. Покалывание усиливается, словно огонь резкими толчками растекается по моей нервной системе. Я чувствую, как тепло поднимается к животу, все выше и выше, а потом мозг будто освещается мириадами огней.
Я сразу же тщательно анализирую каждую свою мысль, каждое чувство. Ничего не поменялось: ярость и возмущение в ответ на вранье Коделл; ужасное открытие, что меня держат в заточении; травмирующие образы патологоанатомического вскрытия; жестокие прощания; призраки на полароидных снимках; плавящийся винил и желтая бумага в огне. Я чувствую бесчеловечность содеянного Коделл – из моего сердца методично, причиняя мне дикую боль, вырывали огромную любовь, и теперь от нее почти ничего не осталось. У меня есть все, что нужно, для последней отчаянной попытки.
Лежу с закрытыми глазами, мое тело расслаблено, дыхание спокойное. Я медлю, не решаясь переступить черту, за которой начнется яростная, мучительная борьба – однозначно опасная и возможно обреченная на неудачу. А за что я, собственно, сражаюсь? За шанс вернуться домой с незалеченной раной? За шанс сбежать со всей своей болью?
Я бы мог дождаться, пока в крови перестанет бурлить антидот, и заснуть под действием наркоза. Я мог бы не хвататься за эту возможность, не подвергать себя опасности и зажить обычной, счастливой жизнью, без душевных травм, без борьбы, без чувства вины. В конце концов, если я очнусь после успешного безболезненного сеанса, уже не думая, что пострадал от действий Коделл, то обвинять ее будет некому.
– Тебе страшно?
Вопрос застает меня врасплох. Я слышу эти два слова совершенно четко, как и тревогу в ее голосе. Воспоминание уже не то, что раньше. Не знаю, почему сейчас всплыло именно оно. И все же я наслаждаюсь им. Я остался бы здесь навсегда.
Я снова в нашей с Джулией первой съемной квартире. Лежу в кровати и рассматриваю потолок. Сна ни в одном глазу. Меньше часа назад мы занесли сюда последнюю коробку. После целого дня, проведенного в сборах, перетаскивании и транспортировке вещей, мы рухнули без сил. Новая кровать так и манила, и мы не смогли противиться ее зову. Но стоило мне улечься, как спать расхотелось. Своим взглядом я почти прожег в потолке дыру. В голове бесконечно крутились одни и те же мысли: что отныне я живу не один, что в кровати меня всегда будет кое-кто ждать и что пагубные привычки моей безбедной юности теперь предстанут во всей красе перед самым дорогим мне человеком.
Я понимал, что это серьезный шаг, но до того момента не догадывался насколько. Помню, как меня накрыла паника. А если я наделаю ошибок? А если все испорчу? А если она увидит, что я совсем не тот, каким казался?
– Тебе страшно? – раздается рядом со мной.
Как будто говорящий тоже смотрит в потолок. Дрожащий голос выдает нескрываемое волнение.
– Сара говорит, когда с кем-то съезжаешься, то уже не можешь… сглаживать углы, – слышится тихий голос. – Не побудешь в одиночестве, чтобы остыть, не возьмешь паузу. Вы живете вместе. А дальше вы либо женитесь, либо расстаетесь. И вот мы тут… Тебе страшно?
Под покрывалом робко тянется рука, сантиметр за сантиметром, пока не замирает ровно на середине расстояния между нами. Моя рука медленно движется навстречу, и наконец наши пальцы переплетаются.
– Мне… – Я слегка киваю, по-прежнему глядя в потолок. – Да. Очень.
– Хорошо, – слышится рядом потеплевший от улыбки голос. – Честно говоря, мне стало легче.
– Ага, мне тоже, – признаюсь я.
Помню, я тогда облегченно выдохнул. Я и не думал, что может быть так легко. До того дня я не испытывал ничего подобного. Я тут же с улыбкой закрыл глаза и уснул крепким спокойным сном. Никогда в жизни я не чувствовал себя настолько счастливым, защищенным и храбрым.
А потом я очнулся.
Глава 39
Я осторожно приоткрываю глаза, ровно настолько, чтобы увидеть размытые силуэты Виллнера и Коделл. Доктор стоит у рабочего стола спиной ко мне. Виллнер рядом с кроватью, проверяет показатели на мониторе. Похоже, никто не заметил, что я в сознании.
Я с нетерпением жду подходящего момента. Эффект седации сильно уменьшен, практически сведен на нет предварительным уколом антидота, но мне придется действовать, зная, что в сознании я,
