императором Ниппон-кокку в истории. И там же написано, что одна из сестёр должна будет воспитать императора. Все всегда думали что это о двух сёстрах: одна родит, вторая воспитает.
— Так Момоко… всё это время старалась забеременеть, что ли? — обалдело спросил я.
Лиса стрельнула на меня глазом:
— Да, я знаю, что ей это не удалось. И это, вероятно, вашими усилиями… Поэтому я начала думать, что, возможно, в пророчестве дважды идёт речь об одной и той же дочери. Потому что — какая же из Момоко воспитательница?
Кузьма вскочил, роняя стул:
— Ты хочешь сказать, Сатоми беременна?
— Подождите, господин. По порядку. Осенью я думала, что их затея сорвалась. Но когда я узнала о вашем сватовстве и резком отказе, я послала весточку своей сестре, которая служит во дворце. И вот ответ: да, Сатоми носит ребёнка, и по срокам выходит, что этот ребёнок — ваш.
— Так это меняет дело! — обрадованно хлопнул в ладоши Горыныч. — Или что? Они не хотят отдавать младенца?
— Погодите! Самое важное, — Каэде нахмурилась. — Сатоми готовится к смерти. Об этом знают все в ближнем кругу. Она видела неоспоримое пророчество. Она умрёт при родах, отдав всю свою магическую силу своему ребёнку.
Вот сейчас Кузьма стал реально страшным. Глаза его налились чернотой, и я успел испугаться, что сила, полученная от Марварид, захлестнёт его. Но Горыныч сказал:
— Она не умрёт! — он схватил Кузьму за руку и тряхнул изо всех сил. — Я сказал: она не умрёт! Что за такая жизнь, что надо слушаться древние бумажки⁈ Я отца твоего у вечности выдрал… — он осёкся и тут же продолжил, упрямо тряхнув головой: — Мы отобьём её! И рожать она будет у Коша. У него в руках невозможно умереть! Слышишь⁈ Пошли, парень! Нам нужно собрать бойцов!
В итоге я чувствовал себя практически Рюриком. Нет, дядькой Олегом! За Рюрика был Кузьма, потому что он сейчас летел за своей женщиной, которую хотели сделать куклой в чьих-то руках. И со мной были мои друзья: Горыныч, Кош и Ярена, которая сказала, что уж в этот раз без неё — никуда! И Илюха, и Сергей Шереметьев с Ванькой Демигнисовым, и Люда со Звениславой. А ещё Болеслав и Горуш, и девчонки-элементальки, на борту пристроил дивное маленькое орудие мастер Микула, а всё свободное пространство набилось личной магической гвардией Кузьмы. Вот таким составом мы и отправились на войну.
Кош ввязался в бой с Хэби, а мы раскатали по камням императорский дворец, придётся им строить новый. Но я не раскаиваюсь, честное слово. И Кузьма принудил императора подписать поражение и вассальный договор, по которому Ниппон-кокку переходила под вечный протекторат Русского Царства. И в знак вечного мира русский царь берёт в жёны ниппонскую принцессу.
— Не расстраивайся, дедуля, — сказал он напоследок. — Мой сын вырастет и станет величайшим правителем Ниппон-кокку, какого ещё мир не видывал. Пока что можешь наведываться в гости, покачать внучка́на коленках. А твоя дочь — больше не твоя печаль.
Дальше предстояла работа дипломатов и управленцев, а мы отправились на Ольхон.
Сатоми грустно смотрела на Кузю и говорила:
— Всё зря. Я всё равно умру, пророчество не обмануть.
Но Кош, который уже успокоился и перестал выглядеть как ходячий ужас, с видом доброго доктора похлопал её по ладошке:
— Даже если вы умрёте, милочка, это ненадолго. Я обещаю.
И так и вышло. Сатоми умерла, отдав новорождённому младенцу всю свою силу до капли. И Кош, готовый к такому повороту, очень спокойно влил ей в рот несколько капель живой воды, подготовленной и ожидающей у изголовья.
— Считаем до трёх, — негромко прокомментировал он свои действия. — Раз, два, а вот и вы, моя дорогая! Держите вашего ребёночка. Можно начинать кормить, а я пока впущу вашего нетерпеливого мужа.
Любуясь на идиллическую картину, старый архимаг спросил:
— Вы уже придумали имя вашему первенцу?
Молодые супруги переглянулись, и Кузьма ответил:
— Мы решили назвать в честь дедушки. Дмитрием.
ВСЁ СКРЫТОЕ ОТКРОЕТСЯ
Пять лет спустя
Маленькому Митьке скучно было стоять и слушать, как отец вместе со своими друзьями обсуждают события, которые, по его глубокомысленному мнению, были «делами давно минувших дней, преданьями старины глубокой». Куда интереснее выхватить свой маленький меч и отважно броситься рубить крапиву, выросшую выше человеческого роста. Жгучие стебли валились под ноги неровными рядами, заставляя маленького воина отскакивать и уворачиваться, иной раз рассекая их на несколько частей.
Вдруг меч налетел на что-то твёрдое и незаметное в густых зарослях, бздынькнул… Мальчик растерянно смотрел на обломок в своих руках. Отчаянно хотелось плакать. И что сказать отцу, когда он спросит?..
— Так не честно! — обиженно сказал Митька крапиве.
— А наскакивать на беззащитных — честно? — неожиданно ответила крапива.
— Ты можешь говорить? — потрясённо спросил мальчик у зелёных стеблей.
— Можно подумать, — проворчал голос, — с тобой никто и никогда не разговаривал!
— Трава — никогда! — честно ответил Митя.
— Трава! П-ф! И откуда вас берут только, недорослей⁈ Ума-то не хватает заглянуть поглубже?
Дмитрий попробовал отодвинуть обломком меча злую поросль, зашипел, обжёгшись, стянул рукав рубашки пониже, чтоб лучше защитить руку, и принялся дёргать наглое растение, помогая себе обрубком клинка. Вскоре показалось то, что Митька поначалу принял за палку с привязанными к ней верёвочками, и только расчистив пятачок, окончательно осознал ошибку. Это был меч. Очень старый и неухоженный меч в подгнивших кожаных ножнах. Торчащий из камня едва ли на треть.
— Опа!
— Это что — вместо «здрассьте»? — сварливо спросил меч.
— Здоро́во, коли не шутишь, — почти взрослым басом парировал Митька. — Кто ж тебя так затолкал?
Меч помолчал. Тяжко вздохнул.
— Те, кого я считал друзьями.
— И ты не сопротивлялся⁈
— Поверь, малыш, они были гораздо сильнее.
— Я не малыш! — возмутился мальчик.
— О, конечно! Прости, великий воин!
— И нечего ёрничать. Уйду вот…
— Нет, погоди! — меч очень соскучился по людям и был рад даже такому собеседнику. — Давай лучше познакомимся. Меня зовут Экскалибур, а тебя?
— А меня Митя, — великодушно согласился остаться мальчик. — А чего ты никого не позвал на помощь? Ну, потом, когда враги ушли?
— Ну… Во-первых, мне всё равно вряд ли кто-то поможет, поскольку на меня наложено заклятье. А во-вторых… во-вторых, я был стянут ремешками