— Да! — радостно кивая, подхватил Бэт. — И он сможет заключить тайное соглашение со своим другом Ротштайном, чтобы один из манхэттенских контрабандистов снабжал Холидэя, и…
— Нет, — резко возразил Уайатт, подняв руку. Его голос прозвучал, как последний выстрел, отдавшись эхом в опустошенном складе. — Это нельзя будет сохранить в секрете. По крайней мере долго.
— Ага. Да, черт подери, ты прав. Боже мой, Джонни очень тяжело это воспримет.
Дождь продолжал барабанить по крыше, эхом отдаваясь в пустом складе.
Уайатт снова прищурился.
— Что, сам клуб? Здание и весь налаженный бизнес? Возможно. Но, Уайатт, с чем останется Джонни? Черт, и с чем останемся мы?
— При своих жизнях, — ответил Уайатт. — Если правильно разыграем наши карты.
Глава 15
Аль Капоне мог делать этим прохладным весенним вечером все, что угодно, начиная от времяпровождения с Мэй и сыночком в своей бруклинской квартире, заканчивая игрой в бильярд в клубе «Адонис» и даже работая барменом и вышибалой в трактире «Гарвард», где, конечно, не проводилось никаких мероприятий по поводу Дня Отдыха Господня.
Но он совершенно не ожидал, что будет сидеть за картами у Холидэя с тем человеком, который, мать его так, наградил его этими шрамами, а еще с Уайаттом Эрпом, Бэтом Мастерсоном и прочими.
Все не заладилось еще вчера, когда Фрэнки Йель вызвал Эла в свой офис в гараже.
— Слышал про Лысого и Худого Сэла? — спросил Йель.
Обычно выглядевший безукоризненно, сейчас босс поразил Эла своим внешним видом, который можно было наблюдать нечасто — всклокоченные темные волосы, красные глаза, и даже его дорогой костюм (черный, в белую полоску, и черная рубашка с белым галстуком) выглядел так, будто Йель спал в нем.
— Ага, долбаный позор, — сказал Эл, сочувственно покачав головой, хотя на самом деле не питал ни малейшего уважения к тем, кто позволил себя так одурачить. — Трагедия, черт подери. У обоих остались жены и маленькие дети.
Четверо лучших стрелков Йеля Лысый Пит, Кудрявый Сэм и два Сэла (Толстый и Худой) — были найдены с пулями в головах. Как если бы их казнили. У канала. Вчера днем. Прогуливающейся парочкой, которая и вызвала полицию.
— Проклятые выродки ирландских сук! — брызгая слюной, крикнул Йель. Он стукнул кулаком по столу, и его бумаги и журналы вместе с карандашами и ручками подпрыгнули. — Вшивые бесчестные ирландские сосунки!
Очевидно, босс считал происшедшее возмездием «Белой Руки» за погром, устроенный Элом в День святого Валентина. Эл, чья жена Мэй, вообще-то, была ирландкой, не обиделся на шефа за такие слова, считая реакцию Фрэнки абсолютно соответствующей обстоятельствам.
Сидя на потрепанном деревянном стуле для посетителей, напротив Йеля, раскачивавшегося в своем вращающемся кресле позади стола, Эл заговорил сам:
— Но Кудрявый и все остальные были в Манхэттене, следили за этим кабаком. Могли ли это сделать Холидэй и два его старых Диких Билла?
Йель отмахнулся.
— Единственный Дикий Билл, которого я здесь чую, это Ловетт! Его и Деревянную Ногу, подловивших наших парней-простачков в Манхэттене, притащивших их за задницы сюда и убивших их, просто и хладнокровно убивших их! Эти ирландцы просто животные… Тебе повезло, что тебя с ними не было!
Кудрявый и Лысый были помощниками Эла в деле в «Скальде», так что он понял, куда клонит шеф.
— Итак, Фрэнки, какой наш следующий ход?
— С ирландцами? Об этом позабочусь я. А твой следующий ход — принять приглашение на игру в карты у Холидэя.
Эл вздрогнул.
— Какого черта, босс, это розыгрыш, что ли?
— Никаких розыгрышей, — ответил Йель, покачав головой. — Что бы ты сказал на то, если я сообщу тебе, что сегодня мне позвонил… Арнольд Ротштайн собственной персоной.
Эл резко выпрямился.
— Иисусе. И с каких это пор у нас дела с этим финансовым королем Манхэттена?
— Возможно, с нынешних, если нам повезет. Если мы хотим застолбить участок на Манхэттене, нам надо вести себя так, чтобы не огорчать его. Он считает себя этаким… этаким миротворцем или чем-то в этом роде. Ротштайн ведет дела с Холидэем, и если мы хотим хоть когда-то вести дела с Ротштайном, он подразумевает, что некоторые прошлые дела должны остаться в прошлом.
— Легко ему так говорить, мать его, — пробурчал Эл, потрогав шрамы, багровеющие на левой щеке.
— Слушай, Ротштайн — ростовщик, черт, но ростовщик, который может закруглить того, кто пойдет не в ту сторону. Это неожиданная прелюдия, особенно со стороны такого парня, и если учесть, в каком супе из дерьма мы плаваем здесь и сейчас, я не собираюсь игнорировать такие предложения. Капишь?
— Капишь, — нерешительно повторил Капоне.
Йель выставил вперед ладонь.
— Согласно посланию от Холидэя, ты приглашен на приватную игру в его клуб, вечером в воскресенье.
— Игру? Какую, к чертям, игру?
— Покер. Мы же говорили о том, что Эрп открыл там комнату для игры, не так ли? Маленькую комнату на первом этаже.
На прошлой неделе Йель рассказывал Капоне про покер у Эрпа, в качестве подготовительной стадии для полномасштабного казино.
— Ага, точно, босс. Как я понимаю, Ротштайн хочет, чтобы мы собрались там, словно куча радостных устриц в банке. Но зачем им там я? Почему не вы?
Йель пожал плечами.
— Пригласили нас обоих, но я отказался, сославшись на кризис в делах. Но принял приглашение для тебя, поскольку ты здесь главный после меня.
Эл улыбнулся, слегка уязвленный, но улыбнулся.
— Мне действительно приятно это слышать, босс. Чертовски приятно.
Он подвинулся на край деревянного стула.
— Это что-то вроде… Вы называете это… переговорами? Ротштайн в качестве посредника между двумя недружественными группами?
— Нет. Возможно, до этого дойдет позднее. Это исключительно официальный прием. Игра с высокими ставками, как сказал Ротштайн.
— Да уж, ставки высоки, типа, мне получить пулю в затылок.
Йель проигнорировал последнюю фразу.
— Можешь взять черный «Кадиллак». Прикуп — штука баксов. Вот.
Он достал из-под бухгалтерского журнала конверт и передал его Элу.
Тот взял конверт, откинул большим пальцем клапан и пересчитал деньги. Три штуки, сотенными.
Йель улыбнулся, хотя в его нынешнем настроении для этого требовалось определенное усилие.
— Выиграешь, проиграешь, все твое, мальчик.
