киваю.
– Если бы после нашего с тобой расставания я потеряла подруг или родителей, меня бы это разрушило. Но мой страх оказался беспочвенным. Через два месяца после того, как я получила письмо Терезы, ко мне приехали мама и папа. Они взяли двухнедельный отпуск, чтобы меня проведать. Они меня даже не предупредили. Если бы они сообщили о своем визите, я бы, скорее всего, спряталась. Но, в конечном итоге, их объятия были как раз тем, что мне нужно. Я собралась с духом, обо всем им рассказала, и папа сразу подчеркнул, что для него ничего не изменится. Что я есть и останусь его дочерью, что он меня любит и… – Голос дрожит, и мне приходится остановиться. Яспер гладит меня по руке, нежно целует волосы, а я делаю глубокий вдох и пытаюсь прийти в себя. А потом продолжаю: – Он сказал, что мы семья. Мама, он и я. В тот день и на следующий мы много говорили и плакали вместе. Это было больно, но и одновременно целительно. И для меня, и для папы. Потому что столь многое, наконец, обрело для него смысл. Он признался, что никогда не понимал, почему Тереза так резко изменила свое отношение к нему, практически за один день, почему она все больше от него отдалялась. А после моего рождения окончательно рассталась с ним без видимой причины. Когда Тереза решила эмигрировать в США, он не спросил ее адрес или номер телефона. Ей следовало бы самой прислать весточку, если бы захотелось наладить контакт, но… ее это не интересовало. Теперь папа узнал причину ее поведения и наконец-то смог отпустить ее после стольких лет.
– О боже!
– Да уж.
– Но приятно видеть, какая крепкая между вами связь.
– Я даже полагаю, что из-за этого она стала еще крепче. За две недели мы многое сделали, вместе путешествовали. Они подарили мне ощущение, что мы – по-прежнему семья. И за это я им безмерно благодарна. Им обоим. Мама тоже любит меня, как родную. Всегда любила.
– Я считаю, что в некоторых случаях связь между детьми и их неродными родителями даже сильнее. Потому что в основе ее – осознанное решение, а не чувство долга. Искреннее желание любить этого ребенка, – говорит Яспер, напоминая мне, что Вера и Фатима также не являются его биологическими матерями.
– Да, в нашем случае это верно на сто процентов.
– Почему ты осталась в ЛА, а не вернулась в Германию вместе с родителями? Я имею в виду… что тебя там держало?
– Страх забрать с собой весь негатив. Мой мир, каким я его знала, все-таки был разрушен. Ничто не было прежним. И я не была прежней. Я поехала в ЛА, чтобы найти свою родную маму и, следовательно, часть себя. Но после всего, что я узнала, я была так растеряна. Я осталась без поддержки и не знала, в каком направлении двигаться. Шла будто сквозь туман. Хотя я знала, что в Германии меня ждут друзья, семья и учеба, эта жизнь казалась мне чужой. Это трудно описать…
– Я понимаю, о чем ты. Примерно то же я чувствовал после нашего расставания, – признается он, и я поднимаю голову и смотрю на него. – Ты ничего не узнаешь, все кажется далеким и нереальным.
– Значит, мы с тобой одновременно бродили в тумане.
Он кивает, и я целую его в губы и снова прижимаюсь к его груди.
– Что помогло тебе встать на ноги? – спрашивает Яспер.
– Визит родителей придал мне сил. После отъезда мамы и папы я рассказала обо всем Лео и Лисе, и они посоветовали остаться в ЛА, если на тот момент это казалось мне правильным, и не испытывать по этому поводу чувства вины, ведь я по-прежнему хотела побыть на расстоянии. Они также дали мне пинок, чтобы я пошла в ту группу, о которой упомянула в письме Тереза. Там все оказалось так, как она рассказывала. Когда вокруг тебя люди, которые испытывают ту же боль, те же страхи… Это освобождает. С каждым сеансом туман понемногу рассеивался. Пропускал солнечные лучи. Я снова увидела горизонт и почувствовала надежду, что когда-нибудь смирюсь со своей новой правдой жизни.
– И тебе это удается? – Я слышу в его голосе скептицизм.
– Иногда больше, иногда меньше. В той группе я узнала, что это абсолютно нормально – иногда чувствовать себя нелюбимой или неполноценной. Что эти мысли будут временами меня настигать, и поэтому важно разрабатывать стратегии. Некоторые стратегии я подсмотрела у других, но и собственная стратегия у меня тоже есть. Хотя правильная ли она, я больше не уверена.
– Что это за стратегия?
– Я попросила всех, включая Лео, Алису и моих родителей, не говорить со мной об этом. Не спрашивать, как у меня дела, как я себя чувствую, как справляюсь или что-то в этом роде. Я хотела сама решать, когда и насколько интенсивно я буду погружаться в эту тему. И это сработало. С родителями я это сейчас вообще не обсуждаю. А вот с Лео и Алисой – да, особенно когда я жила в ЛА. Если бы не регулярные телефонные и видео-звонки, я бы не справилась. – Тело Яспера напрягается, и я тут же чувствую себя паршиво. – Прости, не хотела тебя задеть.
– Все нормально. Я заслужил. Я рад, что тебе было с кем поговорить помимо участников группы.
– Да, я тоже рада.
– Можно задать вопрос? Это касается… той ночи в «Зените».
Я догадываюсь, на что он намекает.
– Ты имеешь в виду жидкие наркотики?
– Да. Поэтому ты так резко отреагировала? Оглядываясь назад, я понимаю, что у тебя было что-то вроде панической атаки.
– Меня ужаснул тот факт, что этот парень собирался меня изнасиловать. О том, что едва не произошло, я догадалась, когда ты без предупреждения рассказал мне об этом в ванной.
– Извини…
– Тебе не за что извиняться. Ты же не знал. И честно говоря, я и сама была удивлена резкостью своей реакции. Вообще-то я полагала, что уже проработала это в ЛА, – но я ошиблась. К сожалению, то, что в слове «прошлое» заложено слово «прошло», не означает, что это прошлое не может тебя настигнуть. – Я рада, что открылась тебе, Яспер.
– И я рад. А здесь ты продолжаешь ходить на встречи группы, как в ЛА?
– Я бы хотела, чтобы было место, куда я могу пойти, когда будет плохо. Что-нибудь похожее на «Проблеск надежды». Но для таких случаев, как мой, здесь, в Германии, нет конкретных групп или форумов. В «Реддите» было несколько отдельных комментариев, но ничего такого, где был бы возможен реальный обмен опытом.
– Тогда позволь мне стать для тебя таким местом… – Он осыпает мое плечо поцелуями. – Если захочешь поговорить или у тебя возникнут мрачные мысли, я
