как именно Менгу подошел к Киеву и якобы пытался вести переговоры с князем Михаилом (весна 1240 г.). Возможно, чингизид намеревался спровоцировать русских и тем самым подстегнуть Бату к активности. Похоже, это ему удалось. С одной стороны, он настолько очевидно проявил свои агрессивные намерения, что даже киевский князь Михаил помчался искать союзников, только почему-то в Венгрию, а не сразу на Волынь. С другой стороны, монголы вынуждены были прежде времени начать наступление на Европу. Персидский историк Джувейни, почти современник событий, писал, что Бату очень опасался своих противников, которые превышали его армию в численности, «пылом храбрости и прочностью орудий»[334]. Надо полагать, что за такими словами скрывается действительно сложная ситуация с готовностью монгольских войск для вторжения. Но именно то, что поход начался осенью 1240 г., а не через год, привело к известному успеху. Время оказалось предельно удачным. После почти пяти лет ожидания Европа таки оказалась застигнутой врасплох.
§ 4. Вторжение: Европейский поход, 1240–1242 гг
«Прииде Батыи к Кыеву в силе тяжьце, многом множством силы своея, и окружи град, и оступи сила Татарскаа, и бысть град (во) обьдержании велице, и бе Батыи у города и отроци его обьседяху град и не бе слышати от гласа скрипаня телег его, множества ревеня верьблюд его, и рьженя от гласа стад конеи его, и бе исполненна Рускаа земля ратных»[335].
Монгольская армия подступила к Киеву в сентябре 1240 г. Согласно поздним источникам, восходящим к Псковскому летописному своду 50–60-х гг. XV в., осада длилась 10 недель и 4 дня и завершилась большим штурмом 19 ноября 1240 г[336]. Примечательно, что даже летописец Даниила Галицкого не знал точной даты взятия древнерусской столицы и оставил в тексте пробел, а во Владимирском великокняжеском своде было просто записано, что это случилось «до Рождества Господня на Николинъ день». Бои в Киеве были столь кровопролитными, что потом некому было вспомнить о датах их проведения – в живых остались очень немногие.
Побывавший в этих местах спустя пять лет (зимой 1245–1246 гг.) брат-минорит Иоанн Плано Карпини записал в своем отчете: «…они [монголы] пошли против Руси и произвели великое опустошение земли Руси, города и крепости разрушили, людей убили, а Киев, главный город Руси, осадили; и хотя они долго его осаждали, но все же его взяли и перебили жителей города. Поэтому, когда мы ехали через ту землю, мы обнаружили, что на земле лежат бесчисленные черепа и кости мертвых людей. А это был очень большой и населенный город, и теперь он обращен почти полностью в ничто. Там едва ли есть двести домов, а жители содержатся в жесточайшем рабстве. Пойдя дальше войною, они опустошили всю Русь»[337].
Даже спустя 5 лет в Переяславской и Черниговской землях не нашлось кому захоронить погибших. А о разоренном Киеве даже итальянец, впервые побывавший здесь, писал, что тот «обращен почти полностью в ничто». Длительная (самая длительная) осада, а затем жестокий штурм Киева стали кульминацией Батыева вторжения на Русь.
Захватив пленного, осажденные узнали, что на них обрушились орды сразу семи чингизидов: «…яша же в них Татарина именем Товрул и тъ исповеда им всю силу их; се бяху брата его силные воеводы Урдю, и Баидар, Бирюи, Кадан, Бечак, и Меньгу, и Куюк, иже вратися, уведав смерть канову, и бысть каном, не от роду же его, но бе воевода его перьвыи Себедяи багатыр и Бурундаи багатыр, иже взя Болгарьскую землю и Суждальскую, и инех бес числа воевод, ихже не писахом зде»[338].
По данным Джувейни, в поход на запад под общим руководством Бату Угэдэй назначил: «(сыновей Тулуя) Менгу-хана (Mengü Qa’an) и брата его Бучека (BWČK=Böchek), из своих сыновей Гуюк-хана (Güyük Khan) и Кадагана (Qadaghan) и других царевичей: Кулькана (Kölgen), Бури (Büri), Байдара (Baidar), братьев Бату – Хорду (Hordu) и Тангута (Tangut) – и несколько других царевичей, а из знатных эмиров (там) был Субатай-бахадур»[339].
Менгу и Гуюк вскоре после начала осады Киева были отозваны в Монголию, что не должно было снизить общее количество войск. В целом если следовать принципу, что на каждого предводителя приходилось не менее одного тумена, то через Днепр переправилось около 90 тысяч воинов.
По меркам средневековой Европы это была колоссальная армия. Такого полчища под стены Киева еще никогда не подступало. Ворот захватчикам, однако, никто открывать не стал. Гордые горожане, покинутые своим князем и брошенные в водоворот мировой истории в совершенном одиночестве, решили помериться силой с покорителями мира. Хотелось бы услышать от кого-нибудь социально-психологическую интерпретацию такого положения дел, когда жители обреченного, покинутого даже собственной элитой населенного пункта внезапно вступают в бесполезное с военно-политической точки зрения противостояние с заведомо сильнейшим противником. Наверное, речь должна идти об особенном состоянии сознания людей, особом комплексе поведенческих стереотипов, образцовом коллективизме и глубокой, безоглядной вере.
Практические надежды горожан могли быть связаны с оборонительными укреплениями, возведенными вокруг их домов. Киев имел исключительную по качеству систему фортификации – целых три линии укреплений. Вокруг города по периметру (более 3,5 км) тянулись валы высотой до 12 м и шириной при основании 20 м. На их гребне размещались деревянные стены с каменными воротными башнями. Кроме того, отдельные стены имела центральная часть Киева – «город Владимира», а также «Ярославов двор». Городские укрепления можно было назвать беспрецедентными. Да и сложно было представить себе силу, способную прорваться через все оборонительные линии киевской крепости.
Крепость поражала своей мощью. Штурмовать ее с ходу значило положить под стенами значительную часть армии. Разумеется, последовала длительная осада, в ходе которой военные мастера Батыя имели возможность проявить все изыски своего «искусства брать города»: позднее писали, что действовало 32 осадных орудия. Только после продолжительной работы пороков и других механизмов, сумевших пробить в стенах большие бреши, начался массированный приступ: «…постави же Батыи порокы к городу подле врат Лядскых, ту бо бяху пришли дебри, порокомъ же бес престани биющим день и нощь, выбиша стены и възыдоша горожане на избитые стены, и ту бяше видети лом копеиныи и щитом скепание, стрелы омрачиша свет побеженымъ»[340].
Красочное описание пестрит заимствованиями из классических сочинений и, скорее всего, составлено по шаблону, очень далекому от реального хода дел. Но за неимением лучшего источника мы вынуждены ориентировать на то, что есть в летописи.
После первого дня штурма полностью город взять не удалось. Храбрый посадник Дмитрий был ранен («и Дмитрови ранену бывшу»), но сумел отвести часть воинов в глубь столицы. Здесь они за ночь возвели «другой град» около Десятинной церкви. Утром битва началась с бóльшим ожесточением. Численное превосходство было на стороне монголов, которые оттеснили последних защитников
