— Так ты об этом уже думал, не так ли? — спросил Саммерхейз.
— Мимоходом.
— А если не убийство, то что?
Каслфорд немного задумался.
— Десять лет назад я бы его насильно завербовал и отправил морем в Вест-Индию. Сейчас это может не сработать. После войны слишком много безработных, и ни одному капитану не захочется рисковать.
— Поскольку мы говорим о времени после войны, этот вариант отпадает.
— В таком случае я засунул бы его в какую-нибудь плавучую тюрьму.
— Но не было ни ареста, ни суда, ни приговора.
— В этих плавучих тюрьмах закон не работает. И начальники, и тюремщики насквозь продажны. Представь себе, что ты или я приплыли на лодке ночью, сказали тюремщику, что привезли преступника, и передали ему этого человека, присовокупив кругленькую сумму. Думаешь, он будет разбираться, кого ему подсунули или почему при нем не было никаких сопроводительных бумаг?
— Если бы он стал разбираться, это было бы провалом.
— Ладно, будь трусом. Тогда обменяй своего парня на настоящего преступника. А если он начнет протестовать и кричать, что он не Томми-вор, кто его будет слушать?
Саммерхейз похолодел. Хоксуэлл посмотрел на Каслфорда.
— Можно я задушу его прямо сейчас, Саммерхейз?
Саммерхейз вздохнул.
— Тристан, ты неправильно понял. Мыне сделали ничего такого.
— Вы сказали «влиятельные люди». Я просто решил…
— Мы ищем человека, которого другие влиятельные люди заставили исчезнуть.
— Понимаю. Это намного скучнее, но все же интересно.
— Мне стало легче оттого, что хоть мы и не оказались преступниками, все же вызвали твой интерес, — съязвил Хоксуэлл.
— Я все же настаиваю, чтобы вы проверили плавучие тюрьмы, хотя нам незачем знать, что на самом деле в них происходит.
— Надо попытаться, — сказал Саммерхейз. — У меня есть адвокат, который может обратиться в Верховный суд, получить судебное предписание и…
— Какая скучища, — в нетерпении простонал Каслфорд. — Хоксуэлл и я сделаем это без труда. Никто из них не устоит перед графом и герцогом и не станет требовать никаких предписаний. Ты, Саммерхейз, можешь пойти с нами, если пообещаешь, что не будешь вести себя как член палаты представителей, каким и являешься. — Он посмотрел на Хоксуэлла с веселой ухмылкой. — Придется нацепить сабли.
Хоксуэлла ошеломило предложение Каслфорда пойти вместе с ними.
— Извини, Каслфорд, но мы не можем ждать до следующего вторника.
— Да, он прав, — поддержал Саммерхейза Хоксуэлл. — Я должен уехать через два дня. Спасибо за совет. Я захвачу свою саблю и немного ею помахаю в твою честь.
— Через два дня?
— Рано утром.
— Думаю, часов в восемь, — подхватил Саммерхейз. — Нет, лучше в семь. — Он встал. — Ты нам очень помог. Мы сейчас уйдем, а ты досыпай.
Им почти удалось уйти, но голос Каслфорда догнал их в дверях.
— Семь часов — это жуткая рань, но я думаю, что вам понадобится моя яхта. Черт меня побери, если я, предложив вам и план, и свою яхту, при этом лишусь удовольствия. Увидимся у причала.
Глава 25
Настроение Хоксуэлла оставалось угрюмым остаток дня и почти весь следующий день. Он даже хотел написать Саммерхейзу и Каслфорду и отменить их безумную авантюру с плавучими тюрьмами.
Пока его голова была занята тем, как избежать всех этих скучных формальностей, предписываемых законом, которые так ненавидел Каслфорд, на душе у него было так тяжело, как это бывает от плохого предчувствия. Что бы ни говорила Верити, он не верил, что ее воссоединение с другом детства такой уж пустяк.
Его воображение все больше разыгрывалось. Он вспоминал все, что Верити когда-либо говорила об Олдбери, о Кэти, о Боумане и даже о причинах, побудивших ее к бегству.
Он проанализировал свое желание поверить всему тому, что говорила ему Верити, и пришел к выводу, что был оптимистичным кретином. Его первоначальные подозрения были более близки к истине — она сбежала от него к другому мужчине. Он вспомнил, что и Кэти была того же мнения.
Ну хорошо. Сейчас Верити не может сбежать. Этот путь закрыт. Но разве закон может ограничить ее чувства? В этом-то все и дело. Пока ему почти удавалось забывать о своих подозрениях и испытывать радость от близости с ней. Но если у него появятся доказательства, что в ее сердце другой мужчина…
Он был настолько поглощен своими мыслями, что чуть было не прошел мимо Саммерхейза в клубе и очнулся, только когда тот его окликнул совсем рядом.
— Кто-то умер? У тебя такое лицо… — Саммерхейз подставил ему стул.
Хоксуэлл машинально сел, но от бренди отказался.
— Я думаю о том, что будет завтра утром.
— Я не верю, что тебя беспокоит, как ты завтра будешь объясняться с тюремщиками.
— Конечно, нет.
Саммерхейз пристально посмотрел на друга, а потом улыбнулся.
— Когда я только что женился, ты мне кое-что посоветовал, припоминаешь? Настала моя очередь советовать?
— Когда ты только что женился, я вообще ничего не знал о браке. Это единственное оправдание тому, что я не придал большого значения твоей ревности.
— И все же для брака, заключенного не по любви, это был хороший совет. Ты сказал, что связи на стороне неизбежны и я буду ослом, если буду думать иначе.
— Да, совет хороший. Я такой чертовски мудрый, что самому противно.
Эта мудрость, однако, служила слабым утешением. Но беспокойство в душе, хотя немного и притупилось, все же осталось. Он был готов к худшему.
— Если даже я прав, не думаю, что убью его.
— Молодец. Даже если что-то было между ними, сейчас все в прошлом, а будущего нам не дано знать.
Прошлое все же имело значение, и оно повлияет на будущее. В этом он был уверен.
Этой ночью он удивил ее. Ей казалось, что больше того, что было, уже не может быть, но ему это удалось. Все происходило медленно, осторожно, но очень глубоко. Он заставлял ее достигать вершины раз за разом, сдерживая при этом собственное вожделение.
Он высоко поднял ее согнутые ноги и расположился над ней, наблюдая за тем, как входит в нее и как меняется выражение ее лица. Каждый толчок отзывался в его голове, теле и крови подсознательным «моя», будто одно это слово могло поставить его клеймо на ее сердце и душу.
Когда он с нее скатился, она ощутила странную пустоту.
— Когда ты проснешься, меня не будет, — сказал он. — Мне завтра надо уехать очень рано. У меня дела.
Ей показалось странным, что в такие минуты он говорит о делах. Ночью говорят совсем другие слова. Она только что вынырнула из бездны и окунулась в тайну и волшебство, а его голос опустил ее на твердую землю.
