до отеля за тридцать минут. Карлин расплатился, вошел в просторный, украшенный мрамором холл. Девушка-администратор зарегистрировала его и выдала ключи. Марк поднялся в свой номер. Поставил чемодан в шкаф, скинул пиджак и подошел к окну. У него есть несколько часов, чтобы сбросить растерянность, избавиться от лишних эмоций и отправиться работать.
* * *
Вечер того же дня
Думая о профессоре Штерне и встрече с ним, Карлин ожидал чего угодно, но только не того, с чем в итоге столкнулся. Если верить досье, профессору было около семидесяти, но встретил Карлина черноволосый мужчина с демонического вида лицом с четкими бровями и пронзительными глазами то ли стального, то ли черного цвета. Сеть морщинок выдавала возраст, но даже с долей воображения ему можно было бы дать пятьдесят. Ну пятьдесят пять. Но никак не семьдесят пять. Подтянутый, даже худой, высокий, он выглядел так, будто сошел с собственных картин.
Карлин позвонил профессору сразу после проведенной лекции и очень удивился, услышав приветливое приглашение посетить его мастерскую, которая располагалась в Венской академии художеств. Появилась возможность одним выстрелом убить двух зайцев. В портфеле у него лежал официальный запрос на список студентов и слушателей Штерна, который следовало передать ректору. А сам Штерн, кажется, был не против побеседовать с самым известным специалистом по профилированию серийных убийц в Европе.
После Треверберга Вена казалась маленькой и компактной. От полицейской академии до Штерна Карлин добрался за двадцать минут. Он даже не успел мысленно утвердить план разговора, а увидев Дархенгема Штерна воочию, потерял дар речи и, кажется, забыл, зачем он здесь, не сразу разглядев ужасные картины, которые были развешаны по стенам, стояли на мольбертах, на полу, оттягивая внимание посетителей на себя.
Штерн поднялся навстречу профайлеру. Тот рассеянно пожал протянутую руку. На профессоре был старомодный камзол, под который он надел батистовую рубашку. Карлин не встречал таких нарядов вне маскарадных балов и приемов.
– Доктор Марк Элиран Карлин, – проговорил Штерн по-немецки с мягким, почти бархатным выговором. – Не думал, что доживу до момента, когда мы с вами познакомимся.
– Профессор, польщен, – отозвался Марк, скрыв гримасу. Его редко называли полным именем. – Благодарю вас за встречу. Не ожидал, что она состоится так скоро.
– Я был на вашей лекции, – тихо заметил Штерн. – Хотел остаться после нее, чтобы познакомиться, но что-то удержало от этого поступка. Когда вы позвонили, я не думал дважды. Лекция прекрасна, кстати. Я слышал, что вы невероятный оратор, но не ожидал, что вы погрузите меня в настоящий транс. Ваш рассказ про Зодиака[4] выше всяких похвал. Вы действительно считаете, что, обладая современными знаниями и подходами в профилировании и расследовании, можно было его найти?
– В теории возможно все, профессор. А на практике и лучшие детективы могут оказаться в тупике. Улики – спорная вещь. Их или слишком мало, или слишком много. И порой случайная мысль, слово или беседа с умным человеком помогают найти истинного убийцу.
Штерн опустился в кресло и предложил Карлину сесть рядом. На неправильной формы чайном столике из плотного черного дерева стояли старомодный кофейник, кувшинчик со сливками и две кофейные пары. На блюдце из похожего на серебро металла лежало печенье. Профессор разлил кофе, и Марк с удивлением понял, что с нетерпением ждет, пока он снова что-то скажет. От Штерна исходил странный, почти животный магнетизм. Черные волосы художника упали ему на лицо, когда он опустил голову, следя за струйкой ароматного напитка. Но через мгновение странные глаза снова остановились на Марке. В этом взгляде не было улыбки, только холодное, даже ледяное любопытство.
– Значит, вы хотите, чтобы я помог вам найти убийцу?
– Я подумал, что если ваш лучший ученик, господин Мун, не справился с этой миссией, единственное правильное решение – приехать к вам.
Штерн выпрямился в кресле. Его губы тронула тонкая улыбка, взгляд на мгновение потеплел. Он явно помнил Муна и симпатизировал ему.
– Самуэль сотрудничает с полицией? Впервые слышу.
– Профессор, расскажите, что нужно сделать, чтобы не просто попасть к вам в ученики, но окончить академию и получить ваше одобрение?
Тепло из глаз хозяина мастерской испарилось. На мгновение Карлину показалось, что сквозь маску проступила истинная сущность этого человека. И ему не понравилось, что он там разглядел.
– Ко мне приезжают ученики со всего мира. Каждый, кто рисует вампиров, нечисть, демонов, другие миры. Каждый, кто использует обсидиан чуть чаще, чем жемчужную глазурь. Каждый, кто перечитал сказок про мертвецов и думает, что теперь ему подвластно всё. А остаются только те, кто способен создать собственный мир. Не копию моего или моих учеников. А собственный. Честный и правдивый. За пять лет их заметки, наброски превращаются в историю. Они пишут по две картины в год, раскрывая свою душу и то, что спрятано за ней. В каждом есть темная сторона. Они должны взглянуть в лицо своим демонам и навсегда запечатать их в холсте.
– Ваши ученики – творцы? Вы берете не тех, кто способен красиво рисовать, а тех, кто способен вдохнуть жизнь в полотна и заставить простых людей верить в эти ожившие кошмары?
– Ожившие кошмары? – изогнул бровь Штерн. От этого его лицо стало еще моложе. – Вот как вы это называете. Расскажите мне про ваш личный кошмар, доктор Марк Карлин.
Марк перевел дыхание. Он взял кофейную пару и сделал глоток. Напиток обжег. Это был не просто кофе. Художник добавил туда какие-то специи, наверное, даже алкоголь. Голова мгновенно прояснилась, но лоб стянул стальной обруч. Карлин замер, держа чашку у губ и вдыхая терпкий аромат. В кончиках пальцев закололо, а потом по телу разлилось тепло.
– Мой личный кошмар свершился наяву, профессор. Возможно, когда пройдет больше времени, я смогу вам рассказать про это. И, может быть, вы его нарисуете.
Штерн протянул руку и нажал на какую-то кнопку под чайным столиком. Прямо перед ними зажглась тусклым синим пламенем лампа, направленная на огромную картину почти в человеческий рост. Она висела на дальней стене и не бросалась в глаза, но сейчас, высвеченная синим, заполнила собой все пространство. Карлин очень медленно опустил чашку на стол и судорожно сплел пальцы. Его взгляд был прикован к полотну, сердце, кажется, не билось, а мысли испарились. Действие напитка достигло своего апогея, Карлин чувствовал, что одурманен. И от этого казалось, что мастерская превращается в преисподнюю. Шевелились тени на работах, но каждое движение, каждый звук были направлены в дальний конец помещения, где висела скрытая до сих пор картина.
В центре угольно-черного в таком освещении полотна парил ребенок.
