конечно, трудно объяснить его поведение. Хотя, возможно, мы имеем дело с очередным маниаком. Впрочем, неважно, все это мы выясним довольно скоро. Что ж, господин Вальенте, или как вас там на самом деле, благодарю за любезно предоставленные вами сведения, а засим позвольте откланяться…
Сеньор Алехандро полиловел, со страхом глядя на Виктора, который недвижно стоял за спиной Загорского, скрестив на груди мощные руки.
– Погодите, – залепетал он, – постойте! Как это – откланяться? Вы меня оставляете один на один с этим безумцем? Он же убьет меня, непременно убьет!
Загорский развел руками: что тут скажешь, жизнь полна превратностей, но надо надеться на лучшее…
– Какая, к чертовой матери, надежда! – Вальенте трясло, он подвизгивал от страха. – Вы же обещали, вы обещали, что отпустите меня, если я отвечу на ваши вопросы… А теперь вы бросаете меня на произвол судьбы!
– Я говорил – если вы ответите на наши вопросы, – уточнил Загорский. – На мои вопросы вы и в самом деле ответили, но к вам есть вопросы у этого молодого человека. Я уверен, если вы будете с ним так же откровенны, как со мной, он не сделает вам ничего плохого.
– Но он одержимый, он думает, что это я убил его брата…
– А разве это были не вы?
– Нет, конечно… Это была охрана, а я ни сном, ни духом, я и вовсе спал! – никогда, наверное, за всю свою жизнь сеньор Алехандро не волновался так ужасно, так непереносимо.
– Ну, вот, – кивнул действительный статский. – Следовательно, одним обвинением меньше. Поговорите с ним, ничего не утаивая, и Бог не даст вас в обиду. Засим позвольте откланяться.
С этими словами Загорский повернулся спиной к хозяину дома и оказался лицом к лицу с Виктором.
– Мой вам совет, – сказал он негромко, переходя на испанский, – если вы добьетесь от него того, чего хотите, не убивайте эту тварь. Он, разумеется, негодяй и мерзавец, но спрошено за него будет, как за человека. Брата вам уже не вернуть, но свою жизнь вы поломаете окончательно. Не марайте рук своих его кровью. Вспомните, что вы добрый католик и вспомните, что шестая заповедь из десяти, данных Моисею на горе Синай, гласит: «Не убий». Заберите золотую богиню и уходите с чистыми руками.
На лице Виктора, до сей минуты решительном и непреклонном, отразились колебания, он опустил глаза вниз, стараясь не встречаться взглядом с Загорским. Действительный статский советник чуть заметно улыбнулся и двинулся к двери. Однако на плечо его неожиданно легла чья-то тяжелая рука. Он оглянулся несколько удивленно и увидел, что остановил его не кто иной, как Ганцзалин.
– Думаю, нам лучше выйти через окно, – сказал помощник. – Чтобы лишний раз не беспокоить охрану.
– Это разумно, – согласился Нестор Васильевич, – удалимся через окно. Тем более, этот путь уже был протоптан до нас…
Так они и сделали, и спустя несколько минут уже шли по берегу, овеваемые соленым морским ветром. Однако действительный статский советник не обращал внимания ни на ветер, ни на синее море, ни на ласковое тропическое солнце. Он механически передвигал ногами, и, казалось, смотрел куда-то внутрь себя.
– Может быть, мы зря оставили их вдвоем? – наконец сказал помощник. – Вальенте – гадюка, он может перехитрить парня и уничтожить его.
– Есть вещи, в которые лучше не вмешиваться, – отвечал ему Загорский. – Некоторые обстоятельства определены самой судьбой. Я понял это не сразу, и по молодости пытался еще влиять на чужую судьбу. Но это дело – очень опасное. Оно опасно и для того, в чью судьбу вмешиваются и для того, кто вмешивается. Единственное, что я мог себе позволить – это дать совет молодому человеку. Остальное – его выбор и его судьба.
И он снова умолк, и снова шел, все так же глядя себе под ноги.
– О чем вы думаете? – наконец не выдержал Ганцзалин.
Загорский ответил не сразу. Он остановился, посмотрел на море, которое немного волновалось под ветром и оттого синева его слегка замутилась.
– Я думаю, – медленно проговорил Нестор Васильевич, – я думаю, что дело нам в этот раз досталось очень странное. Точнее сказать, не само дело, а обстоятельства, в которых проходит расследование. Мы, безусловно, значительно продвинулись вперед, однако меня не покидает ощущение, что мы ходим по кругу, как будто некий могущественный, но извращенный ум все время возвращает нас к одному и тому же месту. Во всей истории очень много мусора и ненужной суеты, если, конечно, ты понимаешь, о чем я. Нам все время приходится с кем-то драться, выдавать себя за других, беспрерывно лгать…
– На войне, как на войне, мы всегда так делали, – бодро заметил помощник.
Действительный статский советник поморщился. Так-то оно так, но всему должна быть мера. А в этот раз мера явно превышена. Его не оставляет ощущение, что они стали игрушками чьей-то безумной воли, которая швыряет их туда и сюда. Он прилагает огромные усилия, чтобы прояснить обстоятельства и выровнять ход событий, но ему это пока не очень удается…
Ганцзалин пожал плечами: у кого в мире есть такая сила, чтобы распоряжаться обстоятельствами? У Бога? У Сатаны?
Загорский покачал головой: разумеется, речь не идет о мистических первоначалах вроде Создателя и его извечного врага. Однако ведь хаос, который он ощущает, не распространяется на весь мир, а пока лишь на них с Ганцзалином.
– И что это может значить? – вид у помощника был озадаченный.
– Сложно сказать, – отвечал действительный статский советник. – Мне, правда, пришло в голову одно объяснение, но назвать его научным или хоть в какой-то мере солидным не поворачивается язык. Ты помнишь, конечно, буддийскую теорию о существовании трех миров?
Ганцзалин слегка покривил физиономию: это, видимо, должно было означать, что он, конечно, помнит, но только в самых общих чертах.
– Первый мир называется кама дхату, мир желаний или страстей, – продолжал Загорский. – К этому миру относятся практически все виды известных нам живых существ, они погружены в свои чувственные переживания и подвержены влиянию демона Мары. Второй мир – рупа дхату, или мир форм, в нем обитают небожители. И третий мир – арупа дхату, мир неформ, в котором разворачивается сознание высоких йогинов, будд и бодхисаттв. В мире арупы есть восемь уровней созерцания. На каждом из этих уровней сознание разворачивается по-своему. Но для нас важно, что достигший одного из этих уровней может создавать собственную вселенную, в которой он является абсолютом, и где все ему подвластно. У меня есть подозрение, что, занявшись этим делом, мы каким-то боком задели чужую вселенную, которую создает мощный, но хаотический разум. Отсюда и странности
