до двадцать первого века и поневоле прониклась правотой императора. Не со всеми его намерениями была согласна, но посчитала, что её долг, как супруги и наперсницы — во всем поддерживать мужа. А по приезду в деревню, когда врачи диагностировали у императрицы миопию высокой степени и подобрали подходящие очки — тут то она прозрела, начав знакомство с перенесенным из совсем не прекрасного далека более вдумчиво…
Серёга сегодня заскочил на обед домой, оно хоть и воскресенье, седьмое мая — а забот меньше не стало. По непривычной жаре, как никак, за середину мая в их времени — старшая Мария готовила во дворе, а обедали на веранде. Участковый поинтересовался у дочери:
— Ты чо, в церковь с утра ходила? Какие планы на сегодня, отдыхать?
— Ходила, — степенно ответствовала Маня. — Савва мощно в воскресной проповеди отжигал. А отдыхать некогда, скоро девчонок приведут, пойдем в лабораторию.
На улице два детских звонких голоса слажено затянули: «Я объявляю протест, я объявляю войну! Всем тем кто против меня, всех их я вижу в гробу!» Судя по звукам — дуэт приближался к их калитке. Серёга с сочувствием посмотрел на дочку:
— И как ты с ними справляешься⁈
— Нормальные дети! — Бросилась на защиту своих подопечных Маня. — Маша просто гиперактивная, а Кате только-только девять исполнится. А их с чуть ли не с детства в строгие рамки загоняют, то нельзя, это не по этикету. Не удивительно, что им со мной нравится!
Во двор заглянули две озорные мордашки и в унисон поздоровались:
— Бонжур, тетя Маша! Бонжур, дядя Серёжа! Маня!
— Госспади! — Воскликнула Маня, разглядев девчонок. — Вы у Ксюхи были что-ли? Как вам только Гугл в руки дался! Сейчас обработаем руки перекисью!
Вслед за девчушками в калитку протиснулся лакей-сопровождающий с кислой физиономией, с торжественной интонацией изложив произошедшее в гостях у Егора:
— Великие княжны Александра и Елена после воскресного богослужения нанесли визит Ксении Борисовне, где соизволили принять участие в совместном пошиве одежды. Младшим княжнам, чтоб не отвлекали, сшили несколько кукольных платьиц…
— А Гугл от нас сбежал и мы стали наряжать в эту одежду Масю! — Бесхитростно доложила Катя.
— А она своего счастья не оценила и сопротивлялась! — Добавила Мария, придирчиво рассматривая расцарапанные руки.
— И Марию с Екатериной отправили на попечение Марии Сергеевны, — невозмутимо продолжил сопровождающий, тут же сделав замечание воспитанницам. — не пристало девицам в вашем положении так себя вести!
— Заглохни! — Ласково посоветовала старшая. — Мы тебе не куропатки, при дворе с фрейлинами рукоделием заниматься, мы лучше сейчас с Маней мышей пойдем резать!
— И лягушек! — Важно добавила младшая. — А потом мультики и музыка!
— И лягушек! — Подтвердила Маня, принеся вату и перекись. — Только царапины обработаем и пойдем…
Две малолетние великие княжны попали под скромное обаяние Мани и уже пятый день всеми правдами и неправдами стремились к общению с ней, впитывая всё как губка…
В это же время на ферме у ветеринара происходило то ли языческое жертвоприношение, то ли забив скота — резали и разделывали баранов, выменянных у Азата и нескольких гусей. При деятельном участии неразлучной в последнее время троицы: Ермолова, великого князя Константина и Егора. Сходство с языческой церемонией усиливалось тем, что все трое, включая Константина — красовались раздетыми по пояс и щеголяли набитыми на торсах коловратами. Поначалу Константин кривился, мол не царское это дело — баранов резать, однако Егор его быстро переубедил: «Мужчина, в плане добыть пожрать, приготовить и накормить семью — должен уметь всё!» А Лёха подтвердил, что на той же войне всякое случается, нужно быть готовым к любому. Да и убивать на баранах учиться самое то, потом проще придется, как попривыкнешь к виду крови и требухи. Анисим ворчал:
— Ужо император прознает про ваши сумасбродства, мало никому не покажется! Особенно инициатору!
— Да знает пАпа! — Отмахнулся Костя, воюя с не желавшей сниматься нормально шкурой. — И не против, пусть будет, в противовес православию и масонским сектам. Да и для воев вера в Перуна более пристала, чем это блеяние о всепрощении. Православие в деле сохранения страны и её устоев показало свою полную несостоятельность, если не сказать больше…
За неумелыми потугами Константина и Ермолова наблюдал Талгат, было видно — искренне переживал за их неумение, но с советами под руку не лез, научатся. Тоже взял барана и показал мастер-класс, меньше чем за полчаса освежевав его и разделав. Тут даже Егор, привычный с детства к деревенской жизни — присвистнул в восхищении. А Анисим продолжал распоряжаться:
— Сейчас на шашлык к девятому мая мякоти напластаем, на ледник, а завтра замариную. А из остального шурпу сварим, и скотники поедят, и в поля отвезут, накормят. Эх, как при советской власти, со всем уважением к трудящимся!
— Дед, а дед, — закончил со своей тушкой Ермолов и подступился к ветеринару. — а окромя тебя ещё есть коммунисты в селе?
— Да какие они коммунисты! — Замахал руками Анисим, приосанившись. — Приспособленцы! А чо Лёша, никак и у нас на улице грузовик с пряниками перевернулся? А я говорил, что без опоры на пролетариат и крестьянство никуда!
— Я же на границу с Семиречьем не просто так ездил. — Ермолов ополоснул и тщательно вытер полотенцем нож, взял брусок и стал подтачивать лезвие. — Можно сказать, с инспекцией, узнать предпосылки того, почему русский край отдали хрен пойми кому. Я проверил, никаких казахов там нет и отродясь не было, киргиз-кайсаки есть, но их мало и они раздроблены. Опять же, страдают непомерно от джунгар и режут друг друга с упоением, за пределами юрисдикции царской власти. И когда казаки не видят. Павел Петрович в бешенстве, повелел всех коммунистов переписать и в ссылку, Сибирь осваивать! Чтоб больше такого не повторилось!
— Как можно⁈ — Переполошился ветеринар. — Да какой я коммунист, Лёшка⁈ Все в партию вступали, и я вступил! А иначе ни в институт, ни на нормальную работу не устроишься! А как император мне дворянство пожаловал, так я монархист сейчас, самый убежденный! Егор, скажи ему, где это видано, чтоб дворян и в ссылку!
— Так декабристы тоже не из холопов были, — Егор не смог удержать серьезный вид и вначале ухмыльнулся, а затем и вовсе
