недавно. Только вот где — не помню.
Девушка вышла следом. Глянула на меня, фыркнула, затем прыгнула за руль мобиля и шустро сдала назад, освобождая мне дорогу. Я не стал заставлять ее ждать, оседлал мотоцикл и дал пару.
Победу праздновали широко, с размахом. Накануне все умаялись, да и происшествие после финала вышибло из колеи как детей, так и взрослых. Утро же, как водится, оказалось мудренее вечера, и процесс пошел. Девки расстарались: напекли целую гору пирогов со всяческой начинкой. Я же, покинув лавку артефактора, оседлал железного коня, прошвырнулся по лавкам и привез мешок разнообразных вкусностей да несколько бутылок: вино для нас с Клейстом и ситро для детей. Когда же все расселись за новым большим столом, накрытым нарядной скатертью, да на новенькие красивые стулья, я поднялся, разлил по новеньким бокалам что кому положено и произнес краткую речь:
— Спасибо всем. Вчерашняя победа в гонке — это заслуга всех нас. Не только меня, но и Николая Генриховича, и Мишки, и вас, девчата. Я точно знаю, что в одиночку бы ни за что не справился. Так что — за нас. За нашу общую победу.
А потом — понеслось. Девчонки наперебой рассказывали свою версию гонки — то, что они смогли увидеть. Клейст, по большей части, превозносил мой талант гонщика. Не скрою, было приятно. Но еще было ощущение того, что я не вполне заслужил эти похвалы. А Мишка большей частью молчал. Я поначалу встревожился: мало ли что с парнем случилось. А потом разглядел: он улыбается. Просто сидит и отходит душой ото всех бедствий, что выпали на его семью. Поверил, наконец, что черная полоса кончилась и впереди замаячило какое-никакое светлое будущее. Поверил, что он теперь не один, что и за него есть кому заступиться. Вот и хорошо, я только рад.
Под занавес я устроил награждение. Раз приз зарабатывали вместе, значит, и награду нужно поделить на всех.
Сестрам раздал по серьгам. Недорогие серебряные сережки с мелким полудрагоценным камушком. Девчонки были в восторге. Скакали чуть не до потолка. Правда, оказалось, что уши не проколоты ни у одной, ни у другой. Но это дело поправимое, а сережки — вот они, в кулачке зажаты.
Мишке презентовал часы. Дорогие, наручные. И гравировку на них сделал: за храбрость. Пацан старательно хмурился, пытался выглядеть взросло и серьезно, но на лицо его упрямо вылезала улыбка от уха до уха. Этот подарок тоже оказался с подвохом: пользоваться часами мальчишка не умел, так что придется его учить.
А механику я вручил чек на пять тысяч рублей. И это оказалось сложнее всего: пришлось проявлять чудеса дипломатии, чтобы убедить его взять эти деньги. Наконец, уже почти отчаявшись, я предложил:
— Николай Генрихович, а давайте мы с вами составим товарищество. Назовем его… ну, скажем, «Молния». Почему молния? Потому, что ее можно нарисовать на борту нашего будущего мобиля. Попробуйте нарисовать успех или скорость. Выйдет? А молния — запросто.
Клейст, помедлив, кивнул.
— И вот этот приз вложим в дело как основной капитал нашего товарищества. Согласны?
На этот раз механик молчал дольше.
— Владимир Антонович, — наконец, произнес он. — Вы действительно считаете мой вклад таким значительным?
— Действительно, — ответил я, ничуть не покривив душой.
— И вы действительно думаете, что мое участие в вашем проекте действительно необходимо?
— Я в этом уверен. У вас, хоть и незаконченное, но высшее образование. Вы без пяти минут инженер. А я окончил лишь училище. Я гонщик, практик. Я чувствую, понимаю, что нужно изменить в конструкции мобиля. Но как это сделать наилучшим образом, сказать затруднюсь. И здесь без вас никак не обойтись. Решайтесь же!
Я протянул Клейсту руку, и тот, хоть и не слишком уверенно, пожал ее.
— А теперь давайте выпьем за наш союз.
Глава 24
Мы с Клейстом с самого утра начали потихоньку разбирать его разбитый мобиль, попутно отмечая в специально заведенной тетради, где и что нужно будет переделать. Работа неторопливая, творческая, вдумчивая. Заодно в отдельном блокноте я записывал свои мысли о недостающем в мастерской оборудовании, приспособлениях и оснастке. Хотелось лебедку, подъемник, набор пневмоинструмента и еще кучу всяких очень специальных мелочей. И вот на самом интересном месте, когда мы сняли кузов и полезли непосредственно к агрегатам, в ворота постучали.
— Машка, глянь: кто там? — крикнул я.
Через пару минут от ворот донесся звонкий девчачий голосок:
— Дядь Володя, тут к тебе господин пришел.
Делать нечего, пришлось отрываться от работы (Клейст понимающе кивнул), снимать рукавицы, умываться и идти встречать гостя.
Господином оказался посыльный. Мужичок важного вида, в хорошем костюме, но — слуга. Посыльный, поморщившись, глянул на мой уляпаный маслом рабочий комбинезон, передал узкий длинный конверт и тут же удалился. В конверте на листе дорогой веленевой бумаги, разве что без герба, было приглашение на обед в дом купцов Крашенинниковых в ближайший четверг в восемнадцать ноль-ноль. Кто такие Крашенинниковы, я не знал. И стоит ли идти к ним, тоже не знал. Я пожал плечами, отнес приглашение в дом и вернулся к работе.
По сравнению с древней колымагой Игнатьева, мобиль Клейста был намного сложнее. Нет, я бы, в конце концов, справился, но провозился бы куда больше недели. И как же хорошо, что сейчас рядом со мной был опытный механик, съевший не одну собаку на этих конструкциях. И вот едва мы с этим самым механиком открутили парогенератор и потащили железяку на стеллаж, как в ворота снова начали долбиться. Через пару минут в сарай, где мы возились, заглянула Машка.
— Дядь Володя, там опять к тебе! — проинформировала она и скрылась.
Пришлось снова умываться, снова идти встречать. На этот раз визитер был действительно господином, а не слугой. Он пригнал свой древний аппарат вроде старого игнатьевского и хотел, чтобы я преобразовал его в что-то более интересное. Ну что ж, вполне можно взяться. Я сходу зарядил пять сотен за работу авансом плюс оплата запчастей. Заказчик подумал, и согласился. Закатил свой драндулет во двор и пешком отправился в обратный путь. Я подумал и решил, что займусь им завтра, а сейчас надо закончить начатое. Но не успел я дойти до сарая, как со стороны ворот снова раздался стук. Пришлось возвращаться.
Я и прежде не страдал от избытка свободного времени. Его просто не было. С утра и до вечера я возился с мобилями, обустраивал дом, мотался по городу, улаживая различные дела. Но сегодня словно прорвало: чуть не каждые полчаса, а то и чаще,