собираться кормщики. Ходит туда и кормщик «царёва корабля». Филин подговорит заманить того в укромное местечко, где мы его… того… порешим, — он выразительно чиркнул пальцем по горлу. — Гольшат с остальными уже на реке. Они увели у рыбаков несколько плоскодонок. Через день будут на острове, устоят засаду…
Тут с улицы раздался условный свист и вскоре в дверь протиснулись помещик Филин, его угрюмый душегуб камердинер, а так же Дунька Казанская. Филин был одет в красивый атласный кафтан, а Дунька в розовое платье с большим вырезом на груди. Они походили на мелкопоместного дворянина с молодой женой или на дядю с племянницей.
Филин сел рядом со мной на солому и сказал:
— Дело на мази. Сегодня вечером дежурим на кладбище. Ефимка приведёт туда кормщика, если тот объявиться.
— Ну а если не объявиться? — поинтересовался кто-то из казаков.
— Тогда придётся провести среди покойников ещё одну ночь.
Кормщик с Ефимкой объявились в первую ночь, и Фрол задушил Семёна своим поясом. Закопав его в чужой могиле, мы разбежались в разные стороны. Я тот час же направился на коломенку Матвея Ласточкина. Тот не спал, ждал меня, закутавшись в одеяло на палубе.
— Сержант меня признал, — сказал он, когда мы вновь оказались в каморке на корме коломенки. — Угостил пивом, и между делом поинтересовался, чем я нынче занимаюсь. Вот тогда то я ему и сказал, что состою на службе у некого государева человека прибывшего инкогнито из Питербурха, с поручением искоренить разбой на Волге. И этот человек выяснил, что казачья ватага, которую местные прозвали «чертями», собирается напасть на «царёв корабль» по пути в Нижний. Про «чертей» он видно был наслышан, на что я и рассчитывал. Сообщать что верховодит теми «чертями» сам атаман Галаня, заспиртованную голову которого он видел, когда её грузили в Астрахани на галеру я не стал.
Антип человек бывалый, рассудительный и осторожный, с иным бы я не заговорил. Он спросил меня, почему мы с тобой не пошли с этим делом к местному коменданту. И тогда я рассказал ему, что Лука Мясоед сам в сговоре с разбойниками.
«Чем докажешь сиё обвинение?» — сразу бросил мне сержант.
И я ему предрёк, что завтра они не досчитаются кормщика. Капитан, решив, что тот запил, попросит коменданта Макарьева найти замену и тот пришлёт плечистого чернявого мужика со шрамом на лице, который почти скрыт бородой.
Антип Гуляев ответил, что если так произойдёт, он будет ждать меня вечером в этом трактире. Оба мы сошлись на том, что пока ни стоит ничего говорить поручику, который командует солдатами. Мне он показался не семи пядей во лбу и ещё чего доброго с горячки наломает дров.
Антип подтвердил, что так оно и есть. Пока дело не дойдёт до драки, от поручика толку не много, зато в бою он настоящий лев и умеет рубиться как дюжина чертей.
С учётом того, что ты мне рассказал, завтра ночью нам троим предстоит сходить на кладбище.
Как не жутко было мне снова оказаться на кладбище, а пришлось. Едва стемнело, я спрятался у кладбищенской часовни. Вскоре появились Матвей Ласточкин и давешний сержант. Оба были с лопатами в руках. Я свистнул условным образом. Мы встретились. Антип Гуляев окинул меня взглядом и сказал:
— Твой государев человек, Матвей, на вид сущий тать.
— В том и вся соль, — осклабился Матвейка Душегуб.
— Артемий Кондратьев, старший подьячий полицмейстерской канцелярии Санкт-Питербурха, — солидно представился я. — Послан в волжские земли генерал-полицмейстером Антоном Мануиловичем Дивиером по указу государя. Пойдемте, я покажу могилу.
Мы откопали гроб покойного плотника, открыли его, и в лежавшем там втором трупе Антип Гуляев сразу признал кормщика Семёна.
— О господи, — осенив себя крёстным знамением, ахнул он. — Бедолага. Такой хороший был мужичок, добрый, весёлый. И хоть всё время «под мухой» ни разу не посадил галеру на мель. Ох и люты эти ваши «черти». Не у всякого на такого человека рука поднимется. Только у закоренелых извергов. Как так можно? — тут голос его сделался жёстче. Он повернул ко мне перекошенное яростью лицо и сказал. — Хорошо, государев человек. Говори, что делать. Очень у меня чешутся руки посчитаться с воровскими за Степана.
Так мы с Матвеем Ласточкиным приобрели в союзники двести отлично обученных и опытных в бою гвардейцев. Судьба Галани была предрешена.
В последний день торгов комендант Макарьева Лука Мясоед устраивал большую ассамблею. Гости съехались в пять часов, как и полагалось по государеву указу. Во избежание скученности и дыма были обустроены особые комнаты для танцев, для игр, для курения. В комнате, отведённой для танцев, играл небольшой оркестр, позаимствованный комендантом в театре.
Гости всё прибывали и прибывали. В числе прочих в широко распахнутые ворота дома коменданта въехала лёгкая коляска, в которой сидели помещик Филин и Дунька Казанская. Дуньку было не узнать. Она нарядилась в прелестное платье, белое, вышитое голубыми и розовыми цветочками. Лицо напудрено и нарумянено, а на голове красовался пышный парик. Ни дать ни взять — дама из высшего общества, а вовсе не свирепая разбойница, ещё недавно пившая кровь из отрубленной головы, чтобы навести ужас на персидских солдат.
Они вошли в дом. Филин расточал вокруг сияющую улыбку и сыпал чуть скабрезными, но весёлыми шутками. Все вокруг тотчас же проникались к нему симпатией.
Заглянув в комнату, где играли в шахматы и шашки и не найдя там хозяина дома, Филин и Дунька оказались в большой зале, наполненной звуками новомодного менуэта. Несколько пар танцевали, а другие гости стояли вдоль стен и беседовали.
Лука Мясоед был здесь. Он разговаривал с капитаном галеры, которому явно было неуютно на этом празднике. Он никак не мог раскурить свою трубку и мечтал вернуться в тихую каюту на судне. Поручик, который по случаю праздника вырядился как заморская птица павлин, тоже был здесь. Он с ухмылкой голодного удава разглядывал хорошеньких девиц, которые под этим взглядом заливались яркой краской, проступавшей даже под толстым слоем пудры. Однако, когда вошла Дунька Казанская, те словно перестали для него существовать.
Филин и Дунька подошли к Луке Мясоеду. Филин представился:
— Степанов Яков Михайлович, помещик. Вы уж позвольте мне не кланяться. Боюсь, ревматизм мне этого не позволит. А эта прелестница — моя племянница Александра.
Поручик запрыгал в замысловатом реверансе. Дунька никогда раньше не видевшая, чтобы человек выделывал подобные кренделя слегка растерялась, так что Филин даже был вынужден ущипнуть её.
Разбойница тут же заулыбалась, ответила на реверанс лёгким поклоном и поинтересовалась с очаровательной непосредственностью:
— А как вас зовут?
— Поручик Семёновского
