и тяжело вздохнул. Даже слово “Факт!” не сорвалось с его пухлых губ.
— Ага, дядька, — кивнул Ранко с несколько повинным видом, глядя Кречету прямо в глаза. — Вот так. Так оно всегда и было.
— И ты? — повернулся Кречет к одноглазому. — И ты с ним?!
— Обижаешь. Я выполнил задачу, только и всего, — не моргнул и глазом Каурай, кивая на спутницу Ранко. — Жаль, что заказчик погиб под этой гигантской тушей.
Кречет давно заметил девушку за спиной у Ранко, но первой с ним заговорила она.
— Здравствуй, добрый дядюшка Кречет, — кивнула колдунья, рассеивая его сомнения. — Что же ты, не признал дочь воеводы Серго, которому ты обязан жизнью?
Кречета как водой окатили, челюсть его отпала. Таким растерянным Игриш еще не видел его ни разу за тот короткий период их знакомства.
— Обманули значит… — пробормотал он и повесил чубатую голову. — Будь же ты навеки проклят, собака. И ты, колдунья! Чтоб навеки завшивела дырка твоя!
Он в сердцах сплюнул, и более уставший и осунувшийся казак не сказал ни словечка.
Ранко неожиданно как-то устало вздохнул и начал заваливаться на бок. Даже вмешательство его спутницы, которая вцепилась в него словно гарпия, не помогло атаману прийти в себя и он мешком полетел на землю. От болезненного столкновения Ранко уберег одноглазый — в последний момент он подхватил тяжелое израненное тело и едва не загремел с ним за компанию.
Со стоном девушка скользнула за ним, и они втроем с Игришем как могли уложили Ранко на землю. На его прозрачное лицо, где жизнь едва-едва теплилась и готовилась сорваться в пропасть, было больно глядеть. Колдунья положила голову казака к себе на колени, прижалась лбом к его лбу и начала монотонно нашептывать заклинание. От обоих начало парить, и Каурай с Игришем отошли от них на пару шагов. Вскоре Ранко вновь открыл глаза, но не смог пошевелить даже пальцем.
— Собаке собачья смерть, — ухмыльнулся в усы Кречет, наблюдая за страданиями бывшего подопечного.
В ответ на такие слова Берс взмахнул нагайкой и что было сил огрел ею старого казака по спине. От плечей до самой поясницы зажглась кровавая черта, но тот лишь поморщился и поджал губы, силясь сдержать болезненный стон. Его острые, ястребиные глаза с упоением разглядывали страдающего Ранко.
— Нам надо перетащить его в дом, — распрямилась колдунья, но тут же осеклась, когда со стороны руин раздался чудовищный грохот.
Казалось, что за остатками частокола разверзлась земля — такой треск и рокот поднялся, когда тварь, уничтожившая Валашье, начала тяжело подниматься над остатками башен, хладнокровно оглядывая поле боя своим бездонным глазом. Следом в небо взметнулась и ее каркающая свита.
— Самое время… — пробормотал Игриш, когда глазище невиданных размеров вперился в их компанию, и вся черная, дрожащая масса, с которой сочилась какая-то липкая жижа, поблескивающая в пламени пожаров, начала медленно двигаться к ним. — Чего ему надо от нас?!
— За ней пришел, — кивнул одноглазый на колдунью.
— Неправда! — разозлилась та. — Я тебе уже говорила, что они пришли забрать шкатулку!
— Сеншес разберет, о чем ты гово…
— Ты про такую хитро сделанную штуковину, которая еще вертится по всякому? — перебил его Игриш.
— Да… — подозрительно глянула на него та. — Которую Бесенок принес мне из церкви в лесу. Думал, я за нее поцелую засранца. А я его обманула… А ты откуда знаешь? Видел ее?!
— Ага, сначала с ней возился Милош, а потом она оказалась у Драко… И он ее открыл…
— И?! — колдунья подошла к нему и схватила мальчика за плечи. — Что там бы…
Она осеклась и со странным выражением уставилась на Игриша. Следом аккуратно прикоснулась к его щеке, и тут лицо мальчика вспыхнуло от боли. Он зашипел и попытался вырваться, но колдунья держала его как в тисках. Медленно и осторожно она вытащила у него из щеки длинную костяную иглу, про которую Игриш уже и думать забыл — после всего случившегося на нем было и так изрядно ссадин, синяков и порезов, чтобы беспокоиться о каждом. Наконец освободившись из ее объятий, мальчик схватился за изувеченную щеку.
— Вот и ты, — прошептала колдунья, не сводя глаз с нежданной находки.
— Что это за штука?! — сощурил глаза Каурай. Его выражение лица Игришу сразу не понравилось.
Кругом торопливо съезжались конные, заметив Ранко в таком жалком положении. Игриш щупал ужаленную щеку и изумлялся, с каким почтением атаманцы уложили молодого казака на носилки, наскоро сделанные из попоны и пары палок, и оттащили на телегу. Пока чуть ли не десяток человек устраивали его поудобней, Игриш не уставал озадаченно тереть затылок, когда они в очередной раз назвали балбеса Ранко “батькой”.
Когда телега тронулась, колдунья даже не посмотрела в ее сторону. Она, казалось, вообще забыла о существовании людей вокруг. Даже жуткое чудовище, которое снова поднялось на своих ногах-щупальцах, не волновало эту чудачку.
Лишь игла отражалась в ее полыхающих от нетерпения глазах.
Земля ходила ходуном, когда гигантское тело выбралось из клетки разрушенного острога и перебралось через ров, просто перешагнув его. Вновь тяжелая поступь громогласно покатилась по предместьям.
При виде такой прыти от этого безразмерного существа, атаманцы принялись поспешно отводить коней. Не осталось ни капли сомнений — зарываться под землю оно и не думало.
Единственными, кто не сорвался с места были Каурай и эта чокнутая ведьма. Даже Красотка попыталась куснуть Игриша и улизнуть при виде шагающей горы. Мальчик потянул одноглазого за плащ, но тот и не думал отходить от колдуньи.
— Дай эту штуку мне… — сказал он, положив ладонь ей на плечо. Ладонь подрагивала, словно бы Каурай боялся.
Но колдунья нетерпеливо покачала головой.
— Я сама, одноглазый. Спасай свою жизнь.
И не удостоив их даже взглядом, она неловко оттолкнула Каурая и, пошатываясь, побрела прямо навстречу гиганту. Одноглазый попытался ухватить ее за одежду, но тут же одернул руку как ужаленный. Он выругался, попытался еще раз поймать колдунью, но снова потерпел неудачу, от боли едва не загремев на землю.
— Проказа… — зарычал Каурай, а она шагала все дальше и дальше навстречу смерти. — Стой, дура! Дай ее мне!
Игриш врос в землю не в силах отвести взгляда от крохотной босоногой фигурки в развевающемся плащике, которая едва держалась на ногах, но все равно упрямо шагала по земле, залитой кровью, засыпанной пеплом, сжимая в руках одну крохотную иголку. Резкий порыв ветра сбросил капюшон с ее головы, но колдунья только пожала плечами.
Каурай больше не пытался помешать ей совершить самоубийство, а только шагал за ней, еле слышно ругаясь себе под нос. Они уходили от атаманцев все
