не заметила. Любим держал ее за руку и улыбался так, словно в его дом пришел долгожданный праздник.
Миролюб, обойдя нас, встал рядом с князем, а я вдруг поняла, что жителей Каменицы рядом уже нет. За нашими спинами стояла лишь охрана.
Пока я вертела головой, Любим успел выпустить руку Добронеги и теперь обнимал Злату. Я не слышала, что он говорил дочери, но соскучившимся отцом он отнюдь не выглядел. Наконец князь выпустил из объятий Злату и протянул руки ко мне, а Добронега чуть подтолкнула меня вперед. Любим обнял меня, на миг прижав к себе, и тут же отпустил. К счастью, даже ритуального вопроса о том, как я добралась, не последовало. Я покосилась на Миролюба, который наблюдал за всем этим так, словно происходящее ничуть его не удивляет, и решила, что я здесь, вероятно, все-таки в статусе невесты. А то, что Любим не обнял Добронегу, зато бесконечно долго держал ее руку в своей, показалось мне еще более личным жестом. Интересно, а где жена князя? Почему не встречает гостей? Впрочем, долго гадать не пришлось – Злата спросила о матери, на что Любим бросил короткое:
– Нездоровится ей. В доме увидитесь.
Добронега настойчиво потянула меня за собой, и, войдя в ворота, мы оказались в просторном дворе. Пожалуй, здесь могли бы поместиться двор Радима, Добронеги и еще пара таких, как у Велены. Вокруг было чисто подметено, к дому тянулся ровный ряд попарно сложенных досок. А еще я впервые в этом мире увидела такое излишество, как беседка, увитая незнакомым мне растением с начавшими уже краснеть листьями. Недалеко от беседки был вырыт небольшой прудик. Собак не было. Впрочем, зачем во дворе собака, если с внутренней и наружной стороны ворот стоят по два воина?
Миролюб коснулся моего локтя и, когда я задрала голову, заглядывая ему в лицо, скорчил выразительную мину, указав в сторону дома. Оказалось, все уже у крыльца, и только я продолжаю торчать у ворот. Я виновато улыбнулась и бросилась догонять Добронегу. Взбежав по ступеням, обернулась к Миролюбу, но успела заметить лишь мелькнувший у ворот парадный плащ. Княжич ушел. Единственный человек, который мог защитить нас от Любима.
Дом тоже был поистине огромным. Язык даже не поворачивался назвать сенями помещение, в котором я оказалась, – большое, с высоким потолком. Правда, проходя в дверь, пришлось пригнуться, но так были устроены все здешние дома, чтобы зимой не выпускать тепло. Интересно, насколько холодно здесь бывает? Выпадает ли снег? Спросить, понятное дело, было не у кого.
Передо мной появилась девочка лет десяти и настойчиво потянула меня за рукав.
– Ушли уже все, – сказала она мне, морща курносое лицо.
Я открыла было рот, чтобы извиниться, но потом подумала, что перед девочкой вряд ли стоит это делать – наверное, это будет выглядеть странно, – и позволила себя увести.
До скорой встречи, брат!
Видят боги, я хотел решить все добром. Однако, что бы ни случилось, помни, Альгар: ты брат мне, и ничто этого не изменит.
Алвар Ты – невеста. Прямее спину.В светлом тереме негде спрятаться.Если с честью пройдешь смотрины,Больше не о чем будет печалиться.Вышивай себе знай приданоеДа мечтай о детишках ласковых.Что ж стоишь ты гостьей незваною?Что ж глядишь ты вокруг с опаскою?Аль не люб тебе добрый молодец?Не уютно в высоком тереме?Что ж дрожишь ты будто от холода?Видно, вправду не лгут поверия,И чужою голодною силоюТы испита и обескровлена.Станет терем холодной могилою,Коль с самою смертью помолвлена.
Глава 19
В сенях было несколько дверей. Девочка уверенно двинулась к правой, я последовала за ней в проходную комнату, где стояла большая печь. В отличие от беленых печей, что мне довелось видеть в Свири, эта была выложена изразцами. Но толком их рассмотреть я не успела, поскольку услышала голоса и поспешила в следующую приоткрытую дверь.
Я оказалась в большой комнате, в которой стоял пока еще не накрытый стол и сновали туда-сюда служанки. Отыскав взглядом Добронегу и Злату, я заметила, что они уже успели снять дорожные плащи и беседовали с высокой женщиной. Моя рука тоже потянулась к деревянным пуговкам на плаще, однако не успела я расстегнуть и первую, как женщина вдруг повернулась ко мне, отчего я замерла. То, что это была мать Златы и Миролюба, не вызывало никаких сомнений, хотя особенного сходства с детьми с первого взгляда заметно не было. Я ожидала увидеть богатый наряд, но на ней было простое светлое платье с вышитым поясом, волосы, как у всех местных замужних женщин, были убраны под причудливо скрученный платок, однако смотрела она так, как может смотреть только хозяйка. Мне сразу не понравился ее взгляд. Я немедленно почувствовала, что непричесана и в мятой, несвежей одежде. Не в таком виде следовало знакомиться с матерью жениха.
– Подойди сюда, дитя, – проговорила мать Миролюба.
Я не помнила, как ее зовут, и понятия не имела, как к ней положено обращаться. Дернув еще раз пуговицу, я все-таки выпутала ее из петельки, потом вторую, третью, сняла, наконец, плащ и огляделась по сторонам, ища глазами, куда бы его положить. Девочка, которая привела меня, тут же почти силой вырвала плащ из моих рук и куда-то его унесла. На негнущихся ногах я приблизилась к женщинам и покосилась на Добронегу. Она улыбалась, однако я прекрасно видела, что это совсем не та улыбка, какой Добронега улыбалась людям, которые ей действительно нравились.
Милонега – это имя вдруг вспыхнуло в моей памяти, когда я коснулась ее протянутой руки, – чуть сжала мои пальцы и коротко улыбнулась.
– Выросла, – проговорила она, обернувшись к Добронеге. Та молча улыбнулась в ответ. – Добрым ли был путь? – спросила Милонега, обращаясь ко мне.
Я кивнула, вдруг остро осознав, что здесь открывать рот лишний раз точно не стоит, потому что Милонега вряд ли пропустит мимо ушей те промахи в речи, что я могла позволить себе в Свири с близкими Всемилы. Я посмотрела на Злату: та изучала меня, нахмурившись. И это было понятно, потому что вела я себя совершенно не так, как обычно.
– Устала она, – произнесла Добронега и провела рукой по моим спутавшимся волосам.
Милонега хлопнула в ладоши так, что я от неожиданности вздрогнула.
– Ну что ж, баня уже готова. Ты еще помнишь, как туда идти? – спросила она дочь.
Злата что-то сказала, но я уже не вслушивалась в слова – единственным желанием, завладевшим мной, было поскорее выйти из этой чертовой комнаты и срочно отыскать Миролюба. Злата, которая с приездом в Каменицу, казалось, ожила и поздоровела, уверенно взяла меня за руку и повела за собой.
– А пока обед накроют, – вслед нам сказала Милонега.
Выходя в боковую дверь – не в ту, через которую мы пришли, – я вдруг подумала, что Милонега совсем не такая сердечная, как я могла ожидать. И со Златой она разговаривала не так, как говорят с дочерью, которую видят очень-очень редко. Сколько Злата не была здесь?.. А по матери совершенно не видно, что она соскучилась.
Злата провела нас с Добронегой через две смежные комнаты, потом мы свернули в небольшой коридорчик, вышли через низенькую дверь и оказались на заднем дворе. Впрочем, задним этот двор можно было назвать только потому, что он находился позади дома. Уж выглядел-то он точно намного наряднее, чем передний: впервые в этом мире я увидела клумбы с цветами и даже что-то похожее на альпийскую горку. Во всяком случае, заросшая травой и цветами груда камней называлась бы в нашем мире именно так. Еще здесь росли садовые деревья и, в отличие от двора, что был перед домом, повсюду зеленела трава. То там, то тут были видны протоптанные извилистые тропинки. В небольших низинках, куда во время дождей стекала вода, эти тропинки были выложены деревянными плашками – спилами толстых стволов. Я остановилась, залюбовавшись этим местом. Злата увидела мое замешательство и улыбнулась.
– Это мамин сад.
Почему сад княгини выглядит будто кусок другого мира, я не решилась уточнить. Вместо этого последовала за Златой по одной из тропинок. Здесь одуряюще пахло цветами и влажной землей.
Баня, к моему удивлению, оказалась ничуть не больше той, что стояла во дворе Добронеги. Тот же крошечный предбанник с двумя гладко струганными лавками, маленькое помывочное помещение, небольшой полок… Никакой роскоши. Запах дерева и круто заваренных березовых веников.
Мне
