обращался к врачу в мае... После первых угроз Бестужева, когда тот вывернул наши тайны на глазах у всех. Напомнил о том, что меня изнасиловали трое ублюдков, а Эмиль не смог защитить. Он сказал, обнародует видео, на котором меня истязают, и у Эмиля случился приступ бешенства в кабинете, хлынула кровь из носа. Спустя неделю он прошел обследование, а мне не сказал, что стало беспокоить сердце… Боже, почему ты ни в чем не признаешься?
Я листала бумаги: повторно Эмиль обращался в сентябре и ноябре. Принимает лекарства. Ему сказали, что сердце изношено.
Я подняла ослепшие глаза: строчки расплывались и прыгали. Заметила, что не дышу и вдохнула через силу.
Эмиль слабость презирает, особенно в себе. Слабый – значит, жалкий. Он бы никогда не признался, что сдает. А сдает по простой причине – нервы и стресс. Кардиолог рекомендовал отдых, избегать стресса. Но врачу Эмиль не сказал, чем занимается на самом деле и почему такой издерганный. Для врача он просто крупный бизнесмен. А за последний год столько случилось…
– Эмиль… – прошептала я. – Почему ты не сказал!
Он точно не из тех, кто вдруг увлечется гольфом, но пусть поймет, что убивает себя этим образом жизни. Пока ничего фатального не случилось, но кто знает, на сколько его хватит еще? Я спрятала выписки обратно в сейф, понимая, что он не захочет это обсуждать. Подумав, забрала деньги и мне было стыдно. Стыдно, словно я бросала мужа больного, с врагами по горло, но я делаю это ради сына… Он должен понять. Когда-то Эмиль был готов умереть ради нас. Думаю, он поймет, если я уйду. Будет злиться, разнесет дом от бешенства, но поймет. Я бродила по квартире и мысленно собирала вещи – прощалась. Я все оставлю, только ребенка возьму и кольцо с черным бриллиантом, самый дорогой подарок мужа. А сердце оставлю. И дневник. Пусть прочтет все сам.
Я все еще люблю его. Наверное, это навсегда.
Эмиль вернулся поздно и не один. Сразу уединился на кухне с мрачным Антоном и парой незнакомых парней. Нового главы безопасности Ивана с ними не было.
Я собиралась в душ и вышла в фойе, но не решилась заглянуть в кухню. Остановилась за дверью, подслушивая разговор – сначала серьезный, затем Эмиль неприятно рассмеялся и зазвенели стаканы. Мужчины пили. По-моему, они и пришли поддатые. Голос непринужденный, но я знаю, что Эмиль редко пьет, а в делах – вообще никогда, значит, проблемы... А у него и так неладно со здоровьем.
Вновь раздался захлебывающийся смех Эмиля:
– Антоха! Мы с тобой умрем красиво! Не кисни, давай, чего тебе налить…
А ведь они перед завтрашней встречей пьют. Боятся и пьют. Пир во время чумы.
– Они заслужили, Антон. Ты про свою девчонку помни. Если бы эти твари мою убили, я бы…
Я не стала дослушивать: стало физически плохо. Что он с собой делает, ради чего? В ванной я взглянула в зеркало, отметив, что морщина между бровей стала глубже. Не так должна выглядеть молодая женщина в двадцать два года. Не так. В лице скорбь, словно я схоронила мужа, усталость. Мне его жалко. Вот в чем дело. Вот откуда это неуемное тяжелое нытье в душе – она плачет по Эмилю. А как остановить его, я не знаю.
Дрожащими руками я развязала халат и забралась в душевую кабину. Скоро проснется малыш. Может быть, вода смоет все печали. Я запрокинула голову, провела по волосам, чтобы вода как следует их пропитала, и услышала шорох двери. Реакция была мгновенной: я резко обернулась, отмахиваясь от воды, текущей в глаза. На дымчатой стенке душевой кабины расплылся силуэт Эмиля.
Он отстегнул кобуру и с тихим стуком положил на раковину. Затем медленно расстегнул сорочку и бросил на пол рядом с моим шелковым халатом лососевого цвета.
– Уходи, – попросила я.
– Почему я должен уходить? Я хочу побыть с женой. В этом доме только в душе можно остаться наедине.
Он открыл кабинку, ко мне поползли щупальца холодного воздуха, а наружу пошел легкий пар. Эмиль оглядел меня с ног до головы: немного выступающий живот, налитую грудь. На нее он и пялился, расстегивая ремень.
– Пойди в другую ванную, – я повернулась к мужу спиной, скованно разминая под душем волосы. Они повисли плетями до талии и прилипли к спине. – Ты пьян.
– Не гони меня… Я пришел помириться, маленькая.
Об кафель звякнула пряжка ремня, и через секунду Эмиль шагнул ко мне под душ.
Глава 49
Я обернулась через плечо. Вода хлестала сверху, падая между мной и мужем спасительной завесой.
– Я скучал, маленькая, – голос Эмиля был развязным.
Намокшие светлые волосы облепили лоб. Он сощурился от водяной пыли, взгляд стал ироничным, а в уголках глаз появились добрые морщинки. То ли непривычная ирония, то ли пьяная улыбка помогли ему сбросить годы. Было в ней что-то лихое, словно Эмиль ощущал себя молодым и полным сил. Он в хорошей форме: поджарый живот, мощная грудь, в центре которой бьется потрепанное жизнью сердце… От Эмиля сильно несло коньяком.
– Уходи, – вновь попросила я, но муж прижался к моей спине и отвел волосы, открывая ухо. Наклонился, и по тяжелому дыханию я поняла, что ему есть, что сказать. Но я слышала лишь шелест воды.
– Я знаю, что причинил тебе боль…
– Хотя обещал этого не делать, – напомнила я.
– Не верь, но ни о чем я так не жалел, как о чертовом вечере в ресторане. Хочешь прощай, хочешь нет, – он склонил голову, почти касаясь губами, – но пообещай…
Я затаила дыхание.
– Что не пожалеешь о своем решении. Помни, я всегда боялся тебя потерять. И любил… только тебя.
Эмиль обхватил расслабленную руку, и она утонула в огромной ладони. Он силой заставил меня распрямить пальцы и надел обручальное кольцо, то самое, что я отшвырнула после пачки ресторанных фото. Под душем оно легко, почти незаметно скользнуло на место.
– Ты моя жена и навсегда ею останешься. Ты навеки моя, Дина, потому что однажды сказала мне «да», – каждое слово Эмиль наделял такими тяжелыми эмоциями, что задрожали ноги.
Я повернулась и отступила к стенке душевой кабины. Эмиль возвышался надо мной, неумолимо глядя в глаза. Он знает, что я собираюсь уйти? Почуял своим звериным чутьем или мне кажется?
Он шагнул ближе и я
