на привокзальную площадь окна и взялся писать письмо домой, попутно поглядывая сверху вниз на катившие мимо телеги и автомобили, спешивших по делам прохожих, выстроивших рядком экипажи извозчиков, куривших у машин таксистов.
Ходили лоточники со всяческой мелочёвкой и немудрёной снедью, разносили газеты мальчишки, строили глазки молодым людям и господам в возрасте симпатичные цветочницы и продавщицы папирос, клянчили милостыню разновозрастные попрошайки. Прогрохотал колёсами по стыкам рельс трамвай, остановился, выпустил пассажиров, покатил дальше. Прошёл комендантский патруль, донёсся паровозный гудок.
Бомбиста не видать.
Конверт, марки, деньги. Штемпель.
Я сдал письмо на отправку и вышел на улицу. Вновь обошёл всю площадь, вновь ничего интересного не заметил и поднялся на веранду одного из кафе. Тащившийся следом Митя сделал страшные глаза, но я его недовольство проигнорировал. Куковать тут до позднего вечера на голодный желудок я не собирался, как не был расположен и перебиваться всухомятку пирожками и шаньгами.
Нажалуется? Да и плевать.
Это он на службе, а меня на общественных началах привлекли. Опять же с этого места отличный вид на привокзальную площадь открывается, а раз так — имею право ногам отдых дать. Вообще в принципе могу от лавочки до лавочки прогуливаться.
Почему нет? Кто запретит?
Но совсем уж наглеть я не стал, наскоро перекусил и отправился на очередной круг, решив на сей раз вновь заглянуть на вокзал. А лавочки — ну их. Рядом с лавочками непременно урны стоят, а я к ним с недавних пор начал относиться с опаской. Знаю-знаю! Снаряд в одну воронку дважды не падает и всё такое прочее, но осадочек-то остался! Рёбра до сих пор ноют!
Митя будто невзначай пристроился рядом, пробухтел недовольно:
— Ну ты совсем мышей не ловишь!
— Отвянь! — потребовал я и спросил: — Вы урны-то хоть проверяете?
— Само собой! — насмешливо фыркнул Митя. — Чай, не дурнее паровоза!
— И как часто?
— Да всех дворников проинструктировали на этот счёт!
Нестерпимо захотелось его уесть, именно поэтому я, приметив телегу с надставленными дощатыми бортами, не обошёл её по примеру горожан десятой дорогой, а остановился и пригляделся к троице молодых людей в полосатых робах и круглых кепочках без козырьков, выдававшихся отряженным на общественные работы правонарушителям с целью оказания на них дополнительного морального давления. Те переходили с мешками от урны к урне, опорожняли их и двигались дальше, время от времени сваливая мусор в телегу.
— Дворников, говоришь? А этих? — с усмешкой кивнул я на троицу в полосатых робах и приглядывавшего за ними возницу. — Или их не жалко? Подорвутся, да и бог с ними?
— Ты о ком вообще? Кого не жалко? — не понял Митя, а проследив за моим взглядом, вдруг быстро отвернулся, ещё и меня развернул спиной, потянув за рукав. — Да не пялься ты!
— Перегрелся? — опешил я. — Нет там Крикуна, угомонись!
— Крикуна — нет, — подтвердил Жёлудь, незаметно выглядывая из-за моего плеча. — Но самый длинный — это Вениамин Плетень, активист «Правого легиона»! Разыскивается за нападение на комендантский патруль.
— Уверен?
— Ориентировку доводили!
— А остальные?
— Их не знаю, но явно не случайные люди. Таких совпадений не бывает!
И вот в этом я со своим напарником был целиком и полностью согласен — не бывает. Выходит, и в самом деле неспроста здесь Крикун засветился, точно какая-то акция затевается.
— И чего им неймётся? — зло буркнул я, напряжённо шаря глазами по площади.
— Стяга повесили, вот и решили поквитаться, — предположил Митя Жёлудь и вдруг прищурился. — Вон тот в шляпе, когда окурок в урну выкидывал, что-то Плетню сказал!
Я будто невзначай обернулся и отыскал глазами высокого господина в тёмно-синем костюме, который двинулся через площадь к зданию вокзала.
— Беги к своим, а я за ним прослежу, — шепнул я Мите. — Беги-беги! Не упущу! — И не теряя времени на пустые препирательства, потопал вслед за незнакомцем.
Вроде дело нехитрое — иди себе да иди, главное совсем уж объекту наблюдения на пятки не наступай, да только опытный человек не преминет разок-другой будто бы невзначай обернуться и провериться, не говоря уже о том, что меня его подельники срисовать могут. А слишком сильно отставать тоже не дело — на вокзале от пассажиров не протолкнуться, там в толпе и случайно человека из виду упустить ничего не стоит, а уж если он кое-какие меры предосторожности предпримет, так и подавно.
Как ни крути, слежка — дело коллективное.
Прикинув направление движения объекта, я сместился в сторону и зашагал параллельным курсом. Спину незнакомца напряжённым взглядом не сверлил, вообще на него старался не смотреть, лишь самым краешком глаза контролировал. По-другому никак — иные люди и без всяких сверхспособностей чужое внимание чувствуют, а я за оператором слежку вести взялся.
Понял это не сразу и да — именно что понял, уловил, осознал. Целенаправленно свою цель не прощупывал, просто в один момент ощутил, как кильватерной струёй начали расходиться от незнакомца энергетические возмущения.
И это обстоятельство мне не понравилось просто-таки до чрезвычайности. Фон в районе вокзала из-за присутствия множества операторов был предельно неоднородным, рваным и колючим, да и чувствительность у меня сейчас минимальная, но вот же — всё явственней и явственней энергетическую аномалию улавливаю на десять часов от себя.
О чём это говорит?
Да тут семи пядей во лбу быть не нужно — этот гад к сверхсиле обратился и потенциал набирает!
Зачем? Этого я не знал, но был уверен, что мой подопечный на вокзал сунуться не рискнёт — на входе такого рода искажения заметят в ста случаях из ста.
Выходит, акция намечается на площади? Прямо здесь и сейчас?
По спине побежали мурашки, засосало под ложечкой. Я в сердцах помянул недобрым словом Городца, отыскал взглядом спешившего к карете скорой помощи Митю и обречённо ругнулся. Не успеет! Придётся действовать самому!
Зараза!
Я рванул наперерез типу в синем костюме и сосредоточил всё своё внимание на структуре его внутренней энергетики, а на дистанции в шаг резко прыгнул вперёд, вскинул руку и гаркнул:
— Такси!
Проскочить перед незнакомцем не вышло, он наткнулся на меня, нервно оттолкнул и потребовал:
— Осторожней, молодой человек!
— Извините! — придержал я его за руку, но лишь на самое краткое мгновение. — Простите великодушно! Опаздываю! — И вновь гаркнул: — Такси!
Побежал дальше, и поскольку в общей суете привокзальной округи такое поведение было в
