отсутствию внешних повреждений на эфирном теле, ты сам довел их до такого состояния. Понимаешь? Это опасно, — Николь впервые посмотрела на Джино, выражение ее лица выглядело встревоженным. — Осмотр показал, что у тебя очень вместительный сосуд, что только подтверждает что ты сам причинил себе вред. У тебя с головой вроде все в порядке, поэтому я совершенно не понимаю, чем ты думал когда перегружал каналы?
Джино ухмыльнулся. Сестренка, если бы она знала, что эта перегрузка спасла его от залпов эрго-пушек, то разговаривала бы с ним другим тоном. В конце концов он решил пожалеть ее нежные чувства, поэтому просто спросил:
— Так что в итоге? Сколько еще здесь торчать?
— Пару месяцев, понятно? Ты все два месяца будешь находиться в лазарете под строгим наблюдением и лечением. Уничтожение меридианов дело нешуточное, придется выращивать новые. Что касается оставшихся подлеченных меридианов, то за ними тоже нужен уход и осторожное использование. Малейший перегруз и они лопнут.
Два месяца? Джино удивился. Это очень маленький срок, ведь насколько он знал, на восстановление поврежденных каналов уходили годы. Это еще раз доказывало силу мастерства Грейсов, однако…
— Ясно, в таком случае благодарю за помощь. Дальше справлюсь как-нибудь сам, — сказал Джино, вставая с кушетки и направляясь к двери.
— Стой, куда ты?
— Не понятно что ли? В казарму пойду. У меня нет времени отлеживаться у вас, еще город от химер защищать нужно.
Хоть два месяца считалось маленьким сроком, он его все-равно не устраивал. Химеры были отговоркой, но у него и вправду были важные дела. Задание городского лорда, пари с Лорианом и призрак отца ждать не будут.
Он уже почти подошел к двери, намереваясь открыть ее, но в это время Николь выбежала внезапно из-за стола и перегородила выход.
— Я тебя никуда не отпущу, ты все еще находишься у нас на лечении, — до этого стеснявшееся лицо блондинки стало непоколебимым.
— А вот теперь я уже не понимаю тебя. Зачем ты отговариваешь меня? На стене люди гибнут пачками каждый день. Подумаешь одним живым меньше станет.
— Я врач и давала клятву лечить нуждающихся во чтобы то ни стало. До тех пор пока у меня есть больной пациент, я ни за что не отступлю пока он не выздоровеет.
— Даже если пациент неизлечим? — с насмешкой спросил Джино.
— Даже если неизлечим, — наполненные эфирной энергией, зеленые глаза девушки сверкнули решительностью.
Джино улыбнулся еще раз, но все же отступил назад и снова развалился на кушетке. Упорство Николь вызвало в нем интерес.
— Хорошо, если так хочешь лечить, то я не против, но сразу предупрежу. Лежать овощем в лазарете я не собираюсь, и каналы тоже будут использоваться. Что как целитель ты можешь предложить в этой ситуации? — сложил он на груди руки, ожидая ответа.
Николь вернулась за стол и задумалась, поджав губы.
— Насколько сильной будет нагрузка в меридианах? — спросила она через несколько секунд.
— Как и в прошлый раз. Миллионы капель эфира будут проходить через них за сутки.
— Серьезно? Есть ли в этом такая необходимость… Ладно, не хмурься ты так, больше не буду расспрашивать, не мое дело. Что касается твоего вопроса, хм… Если бы семейная реликвия не находилась на перезарядке, то эта проблема была бы моментально решена, — Николь приложила свои изящные пальцы к подбородку, ненадолго задумавшись. — Есть одно решение, но не уверена, что ты на него согласишься. Это сродни пытке. Я хотела предложить его после полного излечения, но раз ты такой упертый, придется использовать его сразу.
— Я весь во внимании, — уселся поудобнее на кушетке Джино, услышать про лечение было важно.
— Разрушенные меридианы уже не восстановишь, придется заново их выращивать, и это очень долгий процесс. Я посажу в твоем сосуде девять их зерен. Пока они не вырастут, пользоваться ими нельзя, а это означает, что оставшиеся пятнадцать каналов возьмут на себя их нагрузку… — начала рассказывать Николь. От того, что невидящий взор Джино пристально смотрел на нее, она то и дело поправляла непослушный локон за ухо, видимо от смущения.
Весь ее план сводился к тому, что на поврежденные каналы она будет накладывать Технику укрепления эфирного тела, которая известна только целителям Грейс. Эта техника увеличит их прочность, но ее эффект держится всего сутки и не дает полной неразрушимости. Меридианы все-равно будут страдать от напряжения, и ему придется очень тщательно регулировать свой энергопоток, чтобы не разрушить их.
— Я согласен, — закончив слушать Николь, сказал он.
— Ты точно уверен? Малейший перебор с нагрузкой и ты рискуешь вовсе уничтожить все каналы в эфирном теле.
— Еще бы, — усмехнулся Джино.
Этот план был сравним с хождением по канату над пропастью, но последнее время он только и делал, что занимался этим. Так что для него это было в порядке вещей. К тому же риск был обоснован.
Николь сказала, что если энергоканалы будут постоянно под таким напряжением и угрозой разрушения, они будут закаляться. Это значило, что после излечения они будут намного крепче чем раньше.
Джино собрался было попрощаться и уйти, как вдруг вспомнил кое-что.
— Кстати, я думаю, начальница не зря поручила проверить все ли у меня в порядке с головой. Хоть у меня здоровый мозг и нет умственной отсталости, но мне кажется я на самом деле болен.
— Расскажи подробнее, — лицо Николь тут же стало обеспокоенным. Она слегка напряглась, как целитель, который собрался слушать о неизлечимой болезни пациента.
— Последнее время меня мучают странные сны. Каждый раз я оказываюсь в теле химеры, которая с тоской смотрит на стену, — начал рассказывать Джино. — Я чувствую ужасный голод, и никак не могу совладать с ним.
— И что ты делаешь в теле этой химеры?
— Охочусь на зверей и других химер, пожираю их. Я набиваю свое брюхо до отказа, но голод все-равно продолжает раздирать мой желудок. Нет… эта химера отличается от тех, что нападают на Луноцвет. Я не знаю как это объяснить, но я чувствую, что она другая, — Джино сделал паузу, будто погрузился в свои воспоминания. — Голод, запахи травы, шерсти, звуки звериных рыков, тоска — все ощущения настолько реальные, что это непохоже на сон. Скорее это наваждение. Мне кажется в моей голове появилась вторая личность, которая придумывает для себя реальность, и я боюсь как бы она не
