красивой позолоченной рамке висела бумажка с несколькими размашистыми подписями. Не дождавшись приказа, ответственная Латис побежала к рамке и схватила ее твердыми руками. Уже через секунду служанка показывала воителю сноску мелким шрифтом, которая действительно принуждала гостей этого дома к излишней открытости.
– Вот же… – некрасиво выругался Серетун. – Надо было читать правила до того, как согласились на баттл.
– А что же ты не подсказал мне? – рассвирепел неутомимый боец.
– Ты же у нас такой потрясающий, армия у тебя своя, – тут же нашелся волшебник. – Я не буду все время за тобой подтирать.
– Кажется, всплыли наши комплексы, – растекся в улыбке Алуфтий. – Инфантильность, помноженная на развод.
– Я не ребенок! – глаза Натахтала налились кровью, а жилы вздулись, как от слишком питательной капельницы.
– Тише, тише, – елейным голосом произнесла Клофелина. – Мальчики, не отвлекаемся на перепалки. Работаем.
– Давно они разошлись? – задал вопрос Алуфтий, покорно дождавшись, чтобы кальянщик заменил сгоревшие угли.
– За пару месяцев до того, как я попал сюда, – буркнул Натахтал.
Кальянщик закончил свое дело, закрыв шкатулку с тлеющими угольками, и подошел на зов Клофелины. Дама с ожирением второй степени что-то шепнула ему на ухо, и молодой человек быстро ушел на второй этаж. Воитель и красавица даже бровью не повели, а Серетун насторожился.
– Много мама и папа уделяли тебе времени? – с заботой психолога спросил Алуфтий.
– Они все время работали, – Натахтала повело. – Вернее, мама точно работала, а папа возвращался домой пьяным, уверяя, что ходил на очередной корпоратив добиваться расположения начальства. В караоке пел, лезгинку плясал.
– Можно без этих подробностей, – философ поморщился. – Что-то горчит ваша ромовая дрянь. Позови обратно Шмаликуса, дорогая.
– У него есть более важные дела, – напряженно ответила супруга философа.
– Меня футболили, как ненужный мяч, – совсем разнылся воитель. – И руки у меня были кривые, и сам я не очень умный родился. Вечно родители внушали мне это.
– Не так уж они ошибались, – съязвил Серетун и тут же получил тычок в живот от Астролябии.
– Не смей, – тихо сказала красавица.
– Значит, ты ждал от семьи одобрения, но получал только пинки под зад, – заключил Алуфтий. – Это легко объясняет, почему ты здесь. Наверное, засел за книжки всякие, пильмы… или как оно там у вас называется?
– Фильмы, – мрачно сказал воитель.
– Редкая гадость, – Алуфтий недовольно запыхтел парами рома. – Отец говорил, что до появления вот этой штуковины наш мир был гораздо красочнее, а потом испортился. Оскудело воображение эскапистов.
– Я играл в компьютер, – Натахтал чувствовал себя все более неловко.
– Не говори этого слова, – резко молвил писатель. – У меня так отец умер.
– Что? – изумился неутомимый боец.
– Алуфтий Второй, мир его праху, – философ на секунду прикрыл глаза и замолчал, – когда появились ваши глупые игры, стал чересчур сложным для этого мира и рассыпался.
– Какой кошмар, – во весь голос выкрикнула Астролябия.
На большой площади, из которой росли колонны, держащие крышу алуфтиевого дома, собирались стражники. Шеренги выстроились одна за другой, блестя черными и фиолетовыми латами, мокрыми от дождя. На лестнице перед войском стоял Шмаликус, во весь голос излагая коварный план действий. Отточенные пики смотрели в его сторону, готовясь к возможному нападению. Тучи, хоть их и так уже было предостаточно, сгущались.
Глава 40
– Этот мир сравнительно молод, как вы знаете, – Алуфтий завел долгую историю, чтобы насладиться звуками своего голоса. – Люди начали прятаться в нем, когда грянула индустриализация. Со всех сторон простой народ обложили дымящими фабриками, паровозами, машинами. Темпы жизни ускорились, и требовалось больше сил, чтобы прожить один день. Спрос на книги упал, но те, кто продолжали читать, делали это более вдохновенно, чтобы укрыться от постоянных стрессов. Когда воображение отчаявшихся объединилось и достигло критической массы, появился мир эскапистов, как его тут же прозвали. Наш мир.
– Мне ваши сказки на ночь берсерки читали, – перебил философа Натахтал. – Так что, можете не продолжать. Ближе к делу.
– Прекрасно, – улыбнулся Алуфтий. – Тогда ни для кого не секрет, что по земле регулярно проходит волна таинственных исчезновений. Людей объявляют в розыск, на стены клеят объявления, звонят в эту вашу… милицию.
– Полицию, – уточнил неутомимый боец.
– Не важно, – философ не хотел, чтобы его сбивали с мысли. – Ты ведь тоже пропал. Наверное, не вернулся из школы, или сбежал из дома. По официальной версии. И больше тебя никто не видел.
– Во сне, – стеснительно пробормотал воитель.
– Что-что? – Алуфтий расслышал, но боялся показаться совсем дурачком и поэтому переспросил: хотел удостовериться.
– Я перенесся сюда прямо во сне, – сказал Натахтал увереннее.
– Значит, тебя еще и голеньким приняли, – ухмыльнулся философ.
– В трусах, – уточнил порозовевший вождь повстанцев. – В трусах, а не голеньким.
– Все равно, это прелесть, – Алуфтий от умиления заломил руки, не выпуская из них курева. – Значит, подумали, что ты сбежал ночью.
– Наверное, – потупился Натахтал.
– Вспомни, с каким чувством ты здесь появился, – философ понизил голос и наклонился, чтобы вызвать больше доверия. – Что со стыдом, – это понятно. А еще?
– Я сначала испугался, но потом испытал облегчение, – искренне сказал воитель. – Оказаться вдалеке от никчемной жизни было счастьем.
– И ты ведь решил, что себя надо чем-то занять, несмотря на свои… сколько тебе тогда было? Двадцать, тридцать?
– Шестнадцать! – воитель все больше нервничал. – Я не такой старый.
– Всякое бывает, – пожал плечами Алуфтий. – Вон те старички-травники, например, вообще юные, на самом деле.
– Не буди во мне зверя, – предупредил Натахтал. Алкоголь вместе с переживаниями плохо влияли на бойца. Он становился по-настоящему агрессивным и неуправляемым. Вон, даже сейчас глаза начали светиться красным.
– Ну да, действительно, – согласился философ. – В общем, ты ведь нашел себе занятие. Собрал целую армию, начал сражаться со Злободуном. Хотя, я все еще не понимаю, зачем.
– Он кровавый узурпатор! – выкрикнул заученный лозунг воитель.
– Хорошо-хорошо, – успокаивающим тоном психиатра ответил Алуйфтий. – Но я тут подумал, и меня волнуют два вопроса. Первый. Вот смотри, мы ведь тоже
