известно, не существует более стран, где человек может безвылазно прожить до самой смерти; границы, внутри которых люди живут укромно, «за закрытыми дверями», расширились, иными словами, появилось много способов отследить каждый шаг кого угодно. Так, Ивана Немеле, родом с Гваделупы, из Ослиной Спины, переехала за много километров от родного дома в парижский пригород Вийере-ле-Франсуа, где очутилась в центре трагедии, ставшей причиной ее смерти и разрушившей ее маленький мир. Очевидно, что история брата и сестры Немеле ставит окончательную, хотя и не единственную точку на теории «негритюда». Понятие расы больше не предполагает никакой солидарности. Что еще хуже, дела обстоят таким образом уже давно. А тот аспект дела, что так заворожил Анри Дювинье, относится совсем к иной области – к индивидуальной интерпретации этих двух исключительных судеб.
Ради подкрепления своих доводов адвокат цитировал доктора Айзенфельда, всемирно известного специалиста по внутриплодной медицине – ведь они успели стать друзьями. Причиной такого сближения стало то, что Анри Дювиньё спас от серьезного тюремного срока сына профессора, торговца наркотиками. Итак, в материнском чреве Иван и Ивана поначалу были единым плодом. А затем произошла мутация. Доктор Айзенфельд заверил адвоката, что это явление не такое уж редкое, напротив – довольно распространенное, хотя причины его пока до конца не изучены. Возможно, дело в изменении метаболизма или в росте гормонов? В любом случае, когда происходит разделение плода, мать всегда подмечает в своем теле какие-то перепады: температуру, возможно, кровотечение. Впрочем, Симона Немеле, которой в то время хватало переживаний, ничего такого не ощущала – возможно, разделение произошло совсем незадолго до родов. И разнояйцовые дети благополучно появились на свет. Это объясняет, почему брат с сестрой сохранили такую близость: слишком коротко было время для привыкания к раздельному существованию. А еще больше усложняло ситуацию то, что зародыши были разнополые, один – мужского пола, второй – женского. При этом между ними установилось подобие весьма интимного ежедневного ритуала. Ведь они так и росли, в обнимку, прижавшись и проникая друг в друга, как только возникало желание.
Профессор объяснил Анри Дювинье, что все эти проявления близости были абсолютно механического характера. В них не было никакого стремления к наслаждению, никакого сексуального влечения. Все это, скорее всего, объяснялось питанием от общих жизненных соков. Момент родов не принес облегчения, потому что, определив раздельное существование Ивана и Иваны, он привел лишь к глубокой травме. И оба сохранили тягу и ностальгию по тем временам, когда жили в теснейшей связи. В сущности, оба только и мечтали о том, чтобы вернуться в то благословенное время.
Эти соображения звучат для вас более-менее убедительно, верно? Но, возразите вы, если все так, то почему же Иван убил свою сестру? При ответе на этот вопрос Анри Дювинье был уже менее категоричен, его одолевали сомнения. Доводы становились более расплывчатыми. Ведь он вступал на неизведанную территорию, где в основном все держалось на предположениях. С тех пор как в мире существует поэзия, философы всех стран хором внушают нам, что любовь и смерть – суть одно и то же, так как и то и другое относится к понятию вечного. И то и другое неподвластно капризам ни времени, ни общественного мнения, ни суете повседневной жизни. Гваделупцы со своей врожденной проницательностью давно сообразили, что сами слова – ланму (любовь) и ланмо (смерть) отличаются всего-то одной гласной. А Иван и Ивана, которым было не дано слиться во плоти, в конце концов решили, что единственный выход для них – это смерть. Иван ее пошлет, Ивана примет, таким образом закрепив вечную природу своей любви.
Мы уже упоминали и повторим снова, что теракт в Вийере-ле-Франсуа породил живейшее возмущение во всем мире: в Индии и Индонезии, в Австралии и Англии – пожалуй, не стоит перечислять все страны – и получил название, основанное на известном библейском эпизоде: «Второе избиение младенцев». Даже те, кто всем сердцем ненавидел полицейских, сквозь зубы обзывая их «свиньями» и «палачами», были шокированы незавидной участью жертв до глубины души. События этого скорбного дня были подробно описаны во всех газетах. Именно таким образом, из канадской ежедневной газеты «Девуáр», узнала о них Аиссата Траоре – как вы помните, кузина жены Ивана. Она была так потрясена, что, прочитав эту новость, даже выронила из рук чашку кофе. К тому времени Аиссата уволилась из монреальского Университета Макгилла, где занимала ответственный пост, и вот уже несколько месяцев преподавала в небольшом коллеже в Шикутими. В этом куда более скромном учебном заведении у нее была масса свободного времени для занятия любимым делом: сочинением острых политических текстов. Она одну за одной опубликовала две книги, наделавшие много шуму: первая называлась «Запад и мы», а вторая – «Терроризм, от победы при Бувине 1214 года[72] до наших дней». Еще она перекрасилась в рыжий цвет, чтобы доказать: темнокожие женщины вольны, так же как и все прочие, выбирать себе цвет волос. Но это уже другая история.
При всей своей довольно насыщенной сексуальной жизни Аиссата сохранила воспоминание о той ночи с Иваном, как о событии неповторимом. Бесценном. Редко попадается такой партнер – нежный, внимательный, прелестно ребячливый. Аиссата тут же бросилась к телефону и позвонила своей кузине в Бамако. Та рыдала в трубку и явно была немного не в себе. Неизвестные исписали ее дом надписями алой краской: «Жена убийцы = убийца». Она боялась выходить из дома: вчера, когда она отправилась в магазин дешевых товаров, чтобы купить два килограмма риса-лома, на нее накинулись разъяренные покупатели, даже побили ее – они возмущались, что она так просто разгуливает на свободе. Няня больше не осмеливалась вывозить на прогулки маленького Фаделя, потому что на улице их начинали преследовать, стараясь попасть камнем в коляску.
– Так не может продолжаться. В конце концов они убьют тебя! – в ужасе воскликнула Аиссата. – Ты должна покинуть Мали.
– Но куда я поеду? – со стоном произнесла Амината. – Нигде в этом мире у нас нет ни родственников, ни друзей.
– Дай мне время подумать, – сказала Аиссата. – Я тебе перезвоню.
С этого дня Аиссата развернула бурную деятельность, подняв все свои связи. Но безрезультатно. Никто не хотел заниматься судьбой какого-то джихадиста, который в результате обрел заслуженный конец. В какой-то момент она натолкнулась на имя Анри Дювиньё, которого часто цитировали во французской прессе. Он, один из всех, осмелился высказываться в защиту Ивана. Вскоре выяснилось, что когда-то давно Аиссата и Анри были знакомы. В одно время они вместе учились в Париже, где оба посещали курсы при
