кто я есть. Что могла мне сделать глупая девчонка? Конечно, всегда есть простые, быстрые и привычные решения. Вокруг Петербурга много свалок и болот. Кто бы ее, детдомовскую, хватился? Но это совсем не так интересно.
— Да кем ты стал-то? Гопник ты и мелкий жулик! — не выдержал опять Артем. — Катю убил ты, а не случай!
— Бросьте! Будет вам. — Илья Соломонович отмахнулся от парня как от назойливого слепня и посмотрел серьезно сначала на Холмса, а затем на Волкова. — Мы же взрослые люди и прекрасно понимаем, что доказать мою вину в трагедии, приключившейся с Катей, невозможно. Любой адвокат развалит это дело в пять минут! Между нами, как же было сложно найти этих улиток! Такая редкость у нас. Пришлось попотеть. Но когда на кону стоит мое желание, ни препятствия, ни цена для меня роли не играют.
— Может, адвокат и развалит, — Волков поморщился как от зубной боли, — только я не понял, на что вам вообще сдалась эта Катя?
— Опять же — случай! Дуреха вперлась в гостиную, когда я закрывал сейф. — Овсянко досадливо передернул пухлыми плечами. — Увидела паспорта и придумала меня шантажировать. Каково?
— Безобразие, — посочувствовал майор. — Черт знает что такое. Да зачем же вы сами со шлюхами возитесь? Вы же человек занятой…
— Не поверите, жалко бросить. Первый бизнес, с него все началось. Да и доход приличный. — Илья Соломонович доверительно улыбнулся. — Тут ведь как — чуть контроль упустил, руку с пульса снял — все, бизнес уже не твой, уже другой радуется. Вот и приходится — все самому, все самому. Соломоныч то, Соломоныч се… У меня служба эскорта высочайшего класса. Мои телочки — это «ламборджини» и «бугатти» в мире обычных баб. Наш мир — ярмарка тщеславия, не я сделал его таким, но я знаю правила, по которым в нем играют. Имидж и престиж! Именно это получает клиент, когда моя девочка рядом с ним. Вот вы говорите «шлюхи», а если вдуматься, что я делаю? Соединяю сердца и тела красивых девушек с кошельками богатых мужиков.
— «Бугатти»… Это из детдомовской-то девчонки? — недоверчиво усмехнулся Волков. Овсянко всплеснул руками и закатил глаза:
— Представить себе не можете, сколько бабок в них вложено! Горы! Чемоданы! Репетиторы, тренеры, косметологи, логопеды… Да что там, по началу некоторые из них ножом и вилкой-то неуверенно пользуются. А я делаю из лягушки королеву. Такую, что нормальному мужику с ней — и на благотворительный вечер не стыдно, и на Виргинские острова приятно, и в койке весело. Я же не тело продаю, а отношение, понимаете? У детдомовских это на подкорке, только надо уметь вытащить из глубины. Они не испорчены глупыми иллюзиями и смешными условностями. Мои девочки умеют слушать и слышать. Угадывать капризы. Понимать невысказанное. Поддержать, утешить, разжечь, взбодрить, спеть колыбельную, заткнуться и убраться вон, когда это нужно. Мои телочки дорого стоят. Но они того стоят.
— И детдомовские девочки никуда и никогда от вас не рыпнутся. Вкладываемся вначале и эксплуатируем до момента утери товарного вида. А Катя сдуру встала поперек, — понимающе кивнул Волков.
— Да чего она там встала, я вас умоляю! — Илья Соломонович скривился. — Что бы она сделала? Рассказала прессе об ужасах детдома? О детской проституции? О тяжкой судьбе выпускниц? То-то новость! Об этом только ленивый не писал, и что? Не в этом дело, господин Волков.
Хозяин дома помолчал, разглядывая массивную печатку на мизинце. Когда Овсянко поднял голову, натренированное тело фээсбэшника инстинктивно напряглось под его холодным жестким взглядом.
— Уродливая дура угрожала мне. Мне?! Баба! Тупая шлюха! Стоит одной выйти из-под контроля, бизнес кончился. Я наказал по-доброму, она сдохла мгновенно. А мог — по-другому.
В гостиной повисло молчание. Около двери прерывисто всхлипнула Анна.
— Майор, думаю, достаточно? — Холмс потыкал пальцем в смартфон и остановил запись.
Молча, как бойцовский бультерьер, головой вперед Илья Соломонович нырнул в сторону Холмса. Одновременно кулак Волкова врезался Овсянко в челюсть. Толстяка отбросило вбок, и по белой коже дивана мгновенно прочертился алый пунктир.
— Никогда еще боль не приносила мне такого наслаждения, — пробормотал майор, встряхивая отбитую кисть. Он подхватил Овсянко под мышки и, крякнув от усилия, вернул его в сидячее положение.
— Если надо, я готов показания дать. Эту сволочь не должны отпустить, слышите? — Артем подошел ближе. Из-за его плеча выглядывала Анна и согласно кивала. — Если нужны свидетели, мы готовы!
— Вот ведь дурачки какие, — брюзгливо и тоненько продребезжал Илья Соломонович с дивана. Он морщился и, сильно наклоняя голову, пытался вытереть разбитые губы о приподнятое плечо. Раскормленный арлекин снова смотрел на всех грустными глазами из-под тяжелых век. Как будто и не было никогда в них стального блеска. — Свидетели, диктофончики… Как дети малые, ей-богу! Ну, занесет адвокат бабок… Такой диван испортили, поганцы! Как теперь кровь отмывать?
Прищурившись, Волков смерил его угрюмым взглядом.
— Я вот тут полистал из интереса, пока вы беседовали. Любопытнейшая подборка оказалась. — Холмс аккуратно выложил на стол поверх фотографий девушек пачку файлов. — Жизнеописание клиентов Ильи Соломоновича с самыми неожиданными подробностями. Я как-то и представить такого не мог. Поистине богата извращенная фантазия. Люди становятся удивительно разговорчивыми в определенные моменты. Особенно когда их умеют слушать. А девушек господина Овсянко специально учили слушать. Представляю удивление ваших клиентов, любезный, когда они узнают, откуда ФСБ стали известны подробности их частной жизни и бизнеса. Такое ведь может случиться, господин Волков?
— Может, мистер Холмс, — охотно подтвердил майор, наблюдая за стремительно бледнеющими щечками Овсянко. — Несмотря на все наши усилия, утечки информации иногда все-таки случаются…
— Нет… — хрипнул Илья Соломонович, приподнимая перед собой руки, словно защищаясь. — Вы не понимаете, что это за люди…
— Почему же? Я видел имена. — Холмс кивнул толстяку почти сочувственно. — Ваша клиентура впечатляет. Полагаю, к вам появятся вопросы. Даже не знаю, кто из желающих доберется до вас первым.
— Галатеи уничтожили своего Пигмалиона, — не выдержав, шепнул сбоку Ватсон.
— Послушайте, мы же можем договориться! — Овсянко сполз на край дивана, снизу вверх пытаясь заглянуть в глаза то Холмсу, то майору. — Я могу…
— Что ты можешь? Девчонку воскресить? — Волков неторопливо направился к двери. — Тогда начинай. Далеко не уходи только, не заставляй уважаемых людей за тобой бегать. Хотя можешь попытаться.
— Не думаю, что вам есть что предложить, Илья Соломонович, — пожал плечами Холмс. — Ваше везение закончилось. Не стоило вам обижать сирот. Прощайте.
— Перечисленную часть гонорара мы, конечно, оставим себе, — подвел черту Ватсон. — Работа сделана. Холмс нашел убийцу горничной Кати.
7.45 p. m.
Из актового зала доносилась неуверенная игра на скрипке — в детском доме № 17 заканчивался концерт выпускников. После жидких аплодисментов торжественный голос ведущей невнятно объявил следующий
