направлением связано не только эффективное лингвистическое обеспечение систем искусственного интеллекта, но и прогностические работы по изучению познавательных функций как естественных, так и искусственных языков. Наконец, нельзя не отметить отставания в овладении и широком использовании разнообразных экспериментальных методик. Мировая наука переросла уровень описательства, перешагнула его, широко введя в исследовательскую технологию лингвистики самые разнообразные экспериментальные методы. Лингвисты еще не отрешились, к сожалению, от неоправданно настороженного отношения к новым, пусть не всегда доказанным идеям, которые в силу застарелой привычки воспринимаются иногда как подрыв устоев и получают прежде всего идеологический ярлык, а не спокойную, научно взвешенную оценку. Описательство в этом отношении гораздо безопаснее, и поэтому многие кандидатские диссертации не проблемны, не экспериментальны, а остаются на чисто классификационно-описательском уровне. Необходима глубокая перестройка нашего лингвистического мышления в его отношении к новаторству, к эксперименту, к смелому поиску. Только такой подход может обеспечить прорыв научной мысли в новые сферы. К числу застойных явлений общего характера в нашей науке относится определенное однообразие работ, ведущихся в отраслевом языкознании, догматичность трактовки некоторых общетеоретических положений (в частности, в области соотношения языка и мышления). Все еще далеко не всегда находят своевременную поддержку поисковые работы. С другой стороны, еще встречается голое – в отрыве от необходимой эмпирической базы – теоретизирование, а иногда и факты нигилизма по отношению к тому, что сделано в нашей науке. По-прежнему ощущается недостаток в глубоких фундаментальных исследованиях основных категорий и свойств языка. Преодолению этих явлений могла бы способствовать, в частности, более продуманная практика программно-целевого планирования в общем и отраслевом языкознании, и особенно – в сфере лингвоприкладных работ. В описательном языкознании заметное место все еще принадлежит стереотипным грамматикам, создающимся по шаблонам, предложенным иногда несколько десятилетий назад. Отсюда – настоятельная необходимость совершенствовать методы описания языков. В некоторых отраслях языкознания вообще приходится говорить о чрезмерно затянувшемся периоде самих по себе необходимых описательных работ <…>. Говоря о недостатках в нашей работе, целесообразно сказать и о неудовлетворительном состоянии обсуждения опубликованных работ и практике превращения научных конференций из лабораторий творческих дискуссий в органы вещания идей их участников. Совершенно новые задачи встают перед советской наукой о языке в плане охватившего всю нашу страну процесса перестройки, смысл которой партия видит в решительном преодолении застойных явлений в создании эффективных механизмов ускорения в развитии советского общества в целом. Сейчас должно быть бесспорным, что для принятия активного участия в этом глобальном процессе сама наша наука должна во многом перестроиться. Сказанное означает, что лингвистам предстоит скорейшим образом ликвидировать складывавшийся в определенные годы механизм торможения, наполнить конкретным содержанием принятую на XXVII съезде Коммунистической партии Советского Союза стратегию ускорения, и, в частности, наладить опережающее развитие фундаментальных исследований. В этом отношении после январского Пленума ЦК КПСС лингвисты имеют в своем распоряжении ясное руководство к действию:
«По-прежнему острыми, во многом нерешенными остаются такие важные вопросы, как четкая координация академической, вузовской и отраслевой науки, интеграция усилий естественных, технических и общественных наук, комплексность проводимых исследований, глубина постановки фундаментальных проблем и повышение эффективности конкретных разработок».
Необходимо помнить при этом, что
«…успех стратегии ускорения прежде всего зависит от того, как мы решаем задачи научно-технического прогресса, насколько умело соединяем преимущества социализма с достижениями научно-технической революции».
Григорьев В.П.
Печальная история
(печатается с сокращениями по изданию: Григорьев В.П. Из прошлого лингвистической поэтики и интерлингвистики. М.: Наука, 1993. С. 170 – 182).
Отзыв о сборнике научных трудов «Проблемы лингвистической поэтики» (отв. редактор В.П. Григорьев).
Название сборника свидетельствует о том, что читатель сможет познакомиться с некоторыми вопросами науки о поэтическом языке (о языке художественных произведений), с состоянием теоретического осмысления творчества советских поэтов (об этом ясно сказано на обороте титульного листа) – одним словом, с важными и животрепещущими вопросами современного состояния науки о поэтическом языке и литературно-языковой ситуации в сфере словесно-изобразительного искусства. Но ознакомление с содержанием этого сборника вызывает не только чувство неудовлетворенности, но вместе с тем и понятное недоумение: весь материал данного сборника, за исключением небольших статей (общий объем их примерно 90 страниц рукописи из 400: статьи о поэзии Межирова, Е. Винокурова, прозе М. Пришвина и др.), уводит нас в прошлое (к началу XX века), к тому периоду развития учения о языке русской поэзии, который аттестуется как то, к чему надо в наши дни стремиться, как то, что квалифицируется как вершина поэзии. Только деятельность ученых и поэтов прошлого – это, по словам автора ведущей статьи и ответственного редактора этого сборника, настоящая наука и поэзия русского народа:
«Формалисты… поднялись (как мы видели и еще увидим, очень по-разному) над уровнем современной им филологии… Наша филология в целом, к сожалению, не поднялась на этот уровень вплоть до наших дней» (с. 41, 42).
Выходит так, что после деятельности Брика и других авторов ничего не сделано за многие десятилетия развития советского литературоведения и советского языкознания: отрицается все (труды академиков В.В. Виноградова, М.Б. Храпченко и многих других), деятельность Ю. Тынянова, оказывается, до сих пор «все еще не может осмыслить наше академическое литературоведение»; автор выражает возмущение по поводу нежелательного, как ему кажется, развития науки о поэтическом языке; по его мнению, языковеды и литературоведы повинны в «неблагодарности 70-х годов по отношению к 20-м» (с. 40).
Автор возмущен и тем, что
«об ошибках формального метода написано столько неверного, бездоказательного и, главное, бесперспективного… не меньше бессодержательного напечатано и по поводу структурализма» (с. 41).
Огульное отношение к достижениям советского литературоведения («Литературоведы активно обсуждают проблемы „типологии социалистического реализма“, но „без какой-либо конкретной связи с данными, возможностями и задачами лингвистической поэтики“» – с. 54), к попыткам осмыслить стиль эпохи (с. 55, 56) приводит автора к риторическим сентенциям, не подкрепленным каким-либо конкретным материалом, который свидетельствовал бы о наличии некоторых тенденций в развитии науки о поэтическом языке, в развитии языка художественной литературы. Вместо анализа речевого материала – абстрактные рассуждения о трех ступенях изучения поэтического языка (с. 82 – 86). Более того, вместо объективных наблюдений над достоверным материалом (развитие языка поэзии нашего времени на протяжении многих десятилетий советской эпохи) в работе В.П. Григорьева – схоластические споры о понимании того или иного слова, сопровождающиеся обращением к аргументации деятелей прошлого: Роман Якобсон (с. 30, 47, 35 др.), В. Хлебников (с. 44, 72 и др.) и др., бесконечные ссылки на образцовый почерк определенной группы поэтов: А. Белый, О. Мандельштам, Б. Пастернак,
