я — единственную крошку.
Возможно всё это происходило не в первый раз.
Сколько из нас побывало в доме на берегу?
Сколькие из нас стали Владыками кошмара? Сперва я думал, что не больше дюжины, но теперь у меня появились сомнения. Что если нас были сотни? Тысячи? Десятки тысяч? Год за годом мы пожирали друг друга, и теперь остались только самые сильные и упитанные… и я. Последний отголосок, последняя песчинка в часах, которые, секунда за секундой, отмеряли больше миллиона лет.
Ещё раз, зачем Я об этом думаю?
Может потому что Он внушает мне все эти мысли?
Может Он хочет показать мне, что сопротивление бессмысленно? Что мне стоит расслабиться и позволить Ему поглотить Моё сознание?
Странно.
Если бы Он был совершенно уверен в своих силах, Он бы не стал так отчаянно пытаться подавить мою веру. Неужели Он чего-то боится? Неужели есть некая вероятность, некий минимальный шанс, что я смогу освободиться?
Нет…
Он просто не хочет заработать себе несварение.
Впрочем, прибавляет Он, у меня действительно был шанс.
Великая война продолжает уже так долго, что время больше не имеет в ней ни малейшего значения. А значит Я действительно мог обрести достаточную силу, чтобы сравняться с Ними. Но Я не справился. У Меня не получилось, и теперь Меня ожидает верная смерть.
И снова моё сознание погружается в чёрную пучину. Я вижу Тали, я вижу свою жену, я вижу свою сестру, я вижу… Таню.
Неужели я совершил ошибку? Неужели мне следовало быть беспощадным? Тогда, будь у меня ещё один шанс, я бы изменил своё решение?
Нет.
Ответ вспыхнул в моей душе словно последний, тусклый, едва заметный огонёк.
Нет.
Даже если это правильно.
Нет.
Даже если необходимо.
Нет.
Даже если это единственный способ спасти мир.
Нет.
Почему?
Потому что я не хочу больше разрушать. Ничего… и никогда.
Это были обрывочные, мимолётные мысли, которые медленно и неумолимо, словно искры, опускались на тёмные воды бушующего моря.
Я был уверен, что они погаснут в любую секунду, и вместе с ними исчезнет моя душа. И вот они опустились под воду, и тут…
66. вера
И вдруг я почувствовал трепет, после чего мои мысли стали разгораться всё ярче и ярче. Я хочу спасти мир. Я хочу спасти Тали. Я хочу спасти Таню. Я не собираюсь приносить жертвы. Я не собираюсь делать выбор.
Искры моего сознания вспыхнули и замелькали. Словно золотистые звезды разгорались они среди тёмного моря, пронзая его чёрные гущи своим ослепительным светом. Вместе с ними образы стали проноситься у меня перед глазами. Я увидел кабинет моего предшественника. Я увидел его записную книжку. Я увидел извилистые чёрные буквы на пожелтевшей от времени странице:
«Испытание… Выбор».
Затем всё переменилось, и я снова увидел Тали. Девушка сидела на коленях перед моим потрёпанным телом и разливали горькие слёзы… Кажется, это был первый раз, когда я и Леон видели, чтобы она плакала. В ярком сиянии свечей её слёзы обретали рубиновый лоск.
И снова всё переменилось. Всё менялось с невероятной быстротой. Я увидел старика, который стоял на вершине волшебной академии и наблюдал последние секунды своего мира. Я услышал его просьбу. Я увидел девушку с непомерно длинными волосами, которая лежала на больничной койке, а затем открыла веки, приподнялась и посмотрела на меня своими туманными глазами. Я увидел золотистого дракона, крылья которого рассекали чистый небосвод. Я увидел другие сцены. Их были десятки. Сотни. Тысячи. Миллионы. Я увидел самые разнообразные миры, обитатели которых ели, пли, спали, гуляли и заводили детей. Вели свои обыденные жизни.
И все они верили.
В божество или его отсутствие, в науку или высшие силы, в справедливость, правду, дружбу, любовь и то, что всё определённо будет хорошо или по меньшей мере нормально. Последняя вера была почти незаметной, и в то же время вездесущей. Все они верили в нормальное. Все они верили в то, что их миры обладают определённым смыслом. Все они верили, что всё было, как оно было, что всё так, как оно есть, и что всё будет, как оно будет. Это была простейшая вера, которая объединяла все разумные создания; это был каркас, который пронзал и скреплял стенки мироздания.
И сейчас, на единственный миг, я смог прикоснуться к этой вере.
Я не собираюсь приносить жертвы.
Я не собираюсь разрушать.
Я хочу оставить всё как оно есть…
Наконец я увидел последнюю маленькую искру, которая опускалась на поверхность бушующего моря. Вот она прикоснулось к нему, и весь великий чёрный океан вспыхнул… и заревел от боли.
Когда я пришёл в себя, то услышал ужасающий крик. Не теряя ни секунды, я протянул руки и схватил противника за горло. Половина человека оказалась у меня в руках. Теперь я увидел, что именно он собой представляет: желание. Он хотел захватить моё сознание и сознание всех живых и разумных созданий по вселенной. Возможно, таким образом он хотел заполнить пустоту внутри себя. Возможно он считал, что мир будет совершенным, если все станут частью единого целого. Возможно он просто был голоден. Возможно у него был странный фетиш. Мне было всё равно. Я не собирался разбираться в сознании безумца.
Я сильнее надавил на его шею. Мои руки покрылись яркой золотистой чешуёй. Он ревел и пытался вырваться, отчего удерживать его было всё сложнее и сложнее. Всё это время я чувствовал великую веру, которая пронзала моё сознание, и в то же время она не была моей собственной. Она была похожа на радиосигнал, на который ты настроился случайно, и который так и норовит рассыпаться под влиянием помех.
У меня было два варианта.
Повернуться и сбежать, либо…
Я сосредоточился и позволил новоявленной вере пропитать моё сознание. Мои руки вспыхнули ещё ярче. Теперь они напоминали раскалённое золото. Монстр отчаянно пытался вырваться на свободу. Казалось, мне приходилось удерживать бешеную реку. Снова и снова он отправлял в моё сознание многочисленные образы, пытался сбить меня столку, заставить сомневаться, подорвать связь, которая царила между мной и этой вездесущей верой.
Но для этого он открывал мне самого себя. Пытаясь прорваться к моей психике, он расчехлял передо мной своё собственное сознание и своё безумие. И я давил на него, я сжимал его всё крепче и крепче, пока его озлобленный рёв не превратился в отчаянный крик.
В один момент я заметил, что он больше не пытается на меня давить. Напротив, он понял, что зашёл слишком
