уровня!
В следующий раз комплект мог стать лимонно-зелёным, или пронзительно-голубым, или кричаще-жёлтым, ирокез – превратиться в высокий хвост или пучок, но суть оставалась неизменной: максимум экстравагантности и эпатажа.
Девушка, оказывается, несколько лет назад увидела меня на довольно проходной лекции в центре «Женский мир» (нас время от времени посылали читать своего рода краткие выездные презентации типа «Основные потребности женщины в родах»). Она услышала её небольшую часть в перерыве какого-то тренинга по саморазвитию.
О детях Катя тогда не думала, считая их недопустимым явлением в своей жизни, а себя – белой (в её случае – цветной) вороной в собственной семье. Её бабушка родила десять детей и, потеряв на войне мужа, подняла и вырастила всех одна – мать-героиня тех суровых времён. Её мама, также обладая развитым женским началом, родила троих.
А Катя считала, что дети – это не её удел. Всегда оставалась яркой, эпатажной и полагала, что семейные радости не для неё, потому что она, в отличие от мамы и бабушки, из другого теста. При этом внутренне, хоть того и не показывала, комплексовала, тем более на фоне своего семейства, которое регулярно и настойчиво интересовалось: ну же? когда замуж? когда детей? сколько можно шляться, раскрасившись как попугай? Но, хоть Кате уже и перевалило за тридцать, ответ всегда звучал один и тот же: не дождётесь, это не для меня!
Случайно поприсутствовав на моей лекции, она решила: если вдруг когда-то, каким-то необыкновенным чудом соберётся обзавестись ребёнком, рожать его станет только со мной. И благополучно забыла. А через три года всё-таки забеременела. Не помню уже, что там было с мужем, или не мужем, в любом случае его не наблюдалось. Но Катю – не только яркую, но и абсолютно неунывающую девушку – такая мелочь не смущала.
И вот она разыскала меня и сказала, что единственный человек, с кем она готова рожать, – это я. Прослушала весь курс Родить Легко и пропиталась моими идеями. Мне это было, конечно, очень приятно, и я хотела с ней родить. Но ПДР приходилась на первое апреля, а я до тридцатого марта улетала в Лондон, на конференцию Мишеля Одена:
– Катя, может так получиться, что ты родишь без меня.
– Нет, – отвечает, – это невозможно! Только с тобой, и никак иначе. Я сделаю всё что угодно, буду просить космос и звёзды, чтобы роды состоялись исключительно в твоём присутствии!
Я-то знала, что небесную канцелярию можно просить сколько угодно, но если тело захочет, то родит никого не спрашивая. Но комментировать не стала и уехала на конференцию. Возвращаюсь – не родила:
– Ждала тебя!
Через пару дней хорошо, по сроку вступает в роды. Всё идёт отлично: начинаются схватки, спустя некоторое время прорывается пузырь и схватки усиливаются.
В роддом Катя приехала очень простой, без своих обычных цветных прибамбасов. Ирокез убрала в скромный пучок, но даже в таком непривычном виде всё равно оставалась экстравагантной, в роддоме её заметили – как всегда замечали и в «Мире Естественного Акушерства».
С собой в палату Катя притащила любопытный набор амулетов. Портрет бабушки, портрет мамы, фотографию, где они все втроём, икону Богородицы, портрет далай-ламы, ароматизированные палочки и свечки. Расставила всё на столе, и горящие свечи бросали отблески на своеобразный иконостас из её близких людей и духовных авторитетов.
Сантиметрах на пяти, то есть примерно посередине родов, схватки начали угасать. Вроде и пузырь прорвался, и всё входило в активную фазу, но потом стало замирать, замирать… И остановилось.
Мы с молодым, умным и приятным доктором сначала думали: ну, так бывает, как затихает, так и возобновляется, надо немного подождать. Но схватки затихли совсем и возобновляться не собирались. Ждём час, второй, третий, четвёртый… И понимаем – роды завяли окончательно, что при вскрывшемся пузыре совсем ненормально и свидетельствует о серьёзной слабости родовой деятельности. Все доктора родблока твердят: «Да всё понятно, давайте уже, уговаривайте свою “естественницу” на окситоцин!»
Но я – убеждённый противник синтетического окситоцина в первом периоде родов. В чём полагаюсь на мнение Мишеля Одена, который пишет, что первый период является своего рода диагностическим, показывая, может ли женщина в принципе родить сама. Если же она по каким-либо причинам на это неспособна, то применение искусственного окситоцина может спровоцировать гораздо более существенные риски, нежели кесарево сечение. Ввиду чего многие осознанные роженицы отказываются от синтетического гормона, сразу требуя отправить их на операцию – что в подавляющем большинстве случаев оказывается оправданным.
И вот понимаю, что сейчас должна пойти к Кате и сказать:
– Знаешь, всё, чем ты горела, что я рассказывала тебе на курсах, что мы с тобой считаем правильным, у нас не получается! Не выходят естественные роды, потому что четыре часа паузы – уже ненормально, а она всё длится и длится.
Объясняю доктору:
– Как же мне не хочется, как же тяжело говорить такое… С её настроем, с тем, что она шла за мной три года, так горела идеей естественных родов! И училась на курсах, и дождалась меня из Лондона…
А он вдруг отвечает:
– Слушай, а давай ещё подождём (повторюсь – никакого дальнейшего ожидания по акушерским протоколам уже не положено, всё, нужно ставить капельницу с окситоцином).
Но что-то в докторе сработало правильное – то ли интуиция, то ли лень и спать хотелось (дело было к ночи), в данном случае неважно.
– Да пусть поспит, – добавляет, – сердце у ребёнка хорошее, поставим датчики, воды светлые, чего бы нам ещё не потянуть? А потом сама поймёт, что требуется что-то делать. Если наступит момент, когда она сама почувствует, что всё пошло не так, и скажет: давайте, медики, помогайте уже, тогда и вмешаемся.
Мы поставили датчики и велели Кате ложиться. Доктор ушёл отдыхать, я тоже прикорнула на кушетке. Периодически просыпалась и заглядывала посмотреть, как там Катя. Видела, что она дремлет, КТГ хорошая, и ложилась спать дальше.
Наступило утро. Мы с доктором направляемся к палате, понимая, что с момента остановки родов прошло уже десять часов. Представляла, как сейчас скажем: всё, любое мыслимое время вышло, нужно что-то делать! – а дальше слёзы и прочая грусть. Предчувствие этого томило и печалило.
Открываем дверь. Катя стоит, упёршись в бортик ванны, и активно дышит. И по всему видно, что у неё сильнейшая схватка.
– У тебя что, схватка?!
– Да, – отвечает в паузе, продышавшись, – полчаса как накатило!
И у нас всё пошлó – заново, с нуля, бодро, как положено. Уже через пять часов родили, обойдясь без малейшего медицинского вмешательства. После родов спрашиваю счастливую маму:
– А
