На улице уже холодно, поэтому на мне куртка и простая вязаная шапочка. Беру ампулу со специальным средством от вредителей и, опустив в банку, внутри давлю её плоскогубцами. Так меньше риска, что химия попадет на руки, стекло я потом выкину. После чего тщательно размешиваю полученную водную эмульсию.
На дворе осень, а это значит, что пришло время бороться с клещом. Этого раствора хватит на все мои семьи. Надеваю респиратор и открываю улей. Откидываю шерстяное одеяло и холстину. Увидев дорогих сердцу малышек, несколько мгновений просто любуюсь ими.
Рамки стоят ровненько друг к другу и, наклонив банку, я поливаю их.
Пчёлкам этот раствор не повредит, а заразу, портящую им жизнь, убьёт. В некоторых ульях ещё лежит клеенка, я её убираю, потому что холодно и сейчас лучше заменить её на хэбэшную мешковину. Восковые наросты между рамками не трогаю, так пчелкам удобнее лазать в междурамочном пространстве.
Я обожаю свою работу. Как только Максим окреп, он, конечно же, сразу поднял вопрос о том, чтобы вернуть мне пасеку. Зная, что, работая с пчелами, я счастлива.
Другой бы стал настаивать на смене профессии. Ну куда жене бизнесмена с дым-пушкой возиться и муравьиную кислоту разводить? Но это не про моего любимого мужа, он всегда делает так, чтобы я была довольна.
Думаю об этом, и даже не верится. Как вообще можно быть настолько идеальным? Оказывается, ещё как можно.
Переделав запланированную на сегодня работу, закрываю последний улей.
Подобное блаженство от проделанной работы меня посещает, только когда я побываю на своей пасеке.
Вымыв руки в бочке, снимаю респиратор и раскладываю инвентарь. Ещё раз взглянув на свои домики, ощущаю приятное удовлетворение.
Пчёлки жужжат. Работают.
Сажусь в машину, завожу мотор и, вдоволь налюбовавшись на свои ульи, умиротворённо закрываю глаза. Всего на мгновенье, чтобы прочувствовать момент.
Ехать до нашего дома недолго. Всего минут пятнадцать.
Это место для меня новое, но уже стало родным. Муж нашёл его и купил целиком. Мне не пришлось переживать, что пчелы не приживутся и улетят. Я могу ухаживать за ними и качать мед. Целых двадцать семей. Это моё призвание, я люблю это. И Максим это знает.
Добравшись до дома, паркую свой грузовичок и спрыгиваю с высокой подножки. На мне старые узкие джинсы и короткая дутая куртка.
Захожу на высокое крыльцо и, расстегнув пуховик, открываю дверь. Из дома пахнет едой. А ещё слышен визг.
Кажется, шум идёт со второго этажа. Скидываю ботинки и спешу к лестнице.
Мы остались жить в доме Макса в Подмосковье. Ася пошла в первый класс, Ника продолжает ходить в частный садик.
Поднимаясь по ступенькам, собираю всё, что они раскидали. Мои девочки неисправимы. Но и их двухметровый друг-курьер не лучше. Я таки нашла у Дубовского недостаток. Он никогда ничего не кладёт на место. Ступать на пол в нашем доме надо очень аккуратно, мало ли что там валяется.
Приоткрыв дверь детской, я застаю яркую картину. Разложив несколько листов ватмана на полу, эти трое творят произведение искусства.
Они нашли общий интерес. Оказывается, мой муж с детства любит писать гуашью и масляными красками, а мои дочки обожают ему помогать. И не так уж важно, что после того, как они насладятся процессом, нам почти что приходится делать ремонт в каждой комнате.
Главное, что они больше не ссорятся.
На Максиме старые потёртые джинсы и моя любимая белая майка-алкоголичка, он рисует большое солнце.
Ника залезла пальцами в краску и просто оставляет на бумаге свои отпечатки. А Ася пытается нарисовать собачку в углу, при этом она ругается на коллег, что якобы именно они ей мешают создать настоящий шедевр.
Все трое перемазаны: лицо Максима в зеленых пятнах, у младшей дочери жёлтые волосы, а у старшей испачкан нос.
Кроме всего прочего, на паркетном полу разлита вода для кисточек. Валяются грязные тряпки и рваные листы палитры.
Вокруг всего этого безумия носится Цезарь и важно вышагивает кот Гриша. После лап кота Григория на полу остаются симпатичные кругленькие следы, а Цезарь… Ну он просто прыгает и лает.
— Какой ужас, — хохочу я, закрывая рот ладонями, — теперь неделю будем здесь убираться.
— Мама, — возмущается Ася, — эти двое не умеют рисовать и не дают мне. Они не понимают, как нужно!
— Вижу. — Припадаю я к косяку двери.
Затем малышки, словно опомнившись, бегут ко мне.
— Мама, мама! — кричат дочки.
И облепив с двух сторон, жмутся к моим ногам. Вокруг с лаем бегает Цезарь. Мурлычет Гриша.
— Милая, сегодня суббота — творческий день. Мы учимся рисовать пейзаж. — Максим макает длинную пушистую кисть в банку и ведёт довольно кривую линию.
Надо будет ему как-нибудь сказать, что поёт он гораздо лучше, чем рисует.
— Кошмар, — повторяюсь я. — Даже страшно представить, как мы будем жить, когда нас станет пятеро. Нам же в конце каждого дня понадобится экскаватор заказывать, чтобы всё, что вы накидали, сгрести в кучу.
Сегодня утром я сделала тест на беременность, но Максиму ещё не сказала, так как поехала на пасеку.
Дубовский перестаёт мазать по бумаге и замирает с открытым ртом. Девчонки не обращают внимания на мою фразу и начинают играть в догонялки.
А он закрывает рот ладонью и, сев на пол, качает головой. Выглядит очень счастливым и ошарашенным. Думаю, он рад не меньше меня.
— Что, правда, что ли?
Я улыбаюсь и киваю утвердительно.
— Ксюшенька! — Кидается ко мне муж и, подхватив на руки, кружит в воздухе. — Я так счастлив.
— И я счастлива. Очень-очень.
Он держит меня над полом. Сейчас я выше его и, ухватившись за плечи, глажу по тёмным волосам.
— Вот это я удачно тогда на сайте знакомств зарегистрировался, — подмигивает.
— И не говори, мой муж напрокат, — хохочу, сползаю в его объятия, и мы крепко-крепко обнимаемся.
Так сильно, что и дышать невозможно.
