— А ты понятлива, — хмыкнул Сарес. — А дальше начинается самое сложное. Сейр взорвется на самом деле, а вот нас на нем быть не должно.
— Но неужели Ар поверит, ведь моих останков не найдут?
— Почему же не найдут! Очень даже найдут! Кстати, время идёт, а Фуджи приближается. И да — он поверит, когда увидит все собственными глазами.
И я, немного наклонившись вперёд, посмотрела за правый борт сейра. Вдали мелькала блестящая точка, неотступно следующая за нами.
— А вот и наш нефритовый, — подтвердил мою догадку Сарес. — Готовься, сейчас начнется представление!
Как следует обдумать происходящее мне не дали. Сарес сунул в руки крошечный резиновый комочек — скафандр и велел одевать.
— В нем тебя не будет видно. Как ящерицу. Земную… не помню…
— Хамелеон?
— Сказал же, не помню, — и натянул на лицо «забрало». Я повторила его маневр. Мою же одежду Сарес разодрал на куски и разбросал по салону. Скипетр и чашу из рюкзака засунул себе под скафандр и принялся ждать.
— Алена, как скажу — сразу прыгай. Другого шанса не будет! Поняла?
— Да, — коротко сказала я и добавила, — знаешь, Сарес, я ведь люблю его. Сама себе в этом признаваться не хотела, но… Если вдруг что-то пойдет не так… Ну, там…шею сломаю при приземлении.
— Хочешь, чтобы я ему колыбельную спел и в любви от твоего имени признался, так что ли?! — и такое искреннее возмущение на челе, что стало смешно.
— А колыбельную-то зачем?
— Не знаю, наверное, что бы спал, а не кулаками размахивал. Ну, все! Прыгаем!
Громкий окрик сменился свистом ветра в ушах. Состояние свободного полета, мгновение невесомости, и мы летим вниз, а рядом с нами на большой скорости мчится сейр. И скала… она так прекрасна в лучах полуденного солнца. Только вот капельки слез, стекающие внутри скафандра, слегка размывают картину.
Свист ветра сменяется его шелестом, сильная рука обнимает за талию, и мы несёмся вниз уже вдвоем. Но вот падение замедляется — небольшой выступ ловит нас в свои объятия. Четкое приземление! Сарес профессионал!
А где-то за спиной Фуджи принимает в объятия сейр. Громкий взрыв и машина превращается в огненный сгусток пламени.
— Ты плачешь? — тихо спрашивает Сарес.
— Чем ещё заниматься в момент самоубийства?
Аккуратное движение, и Сарес прижал меня к выступу, крепко, не давая пошевелиться. Сейр полыхал прямо по контуру — на пологом участке горы Фуджи. Красивое место, удачное для… такой сцены. А прямо к нам несся Ар, «на скаку» выпрыгивая из своей «автошки». И несся он так стремительно и быстро, что я едва заметила его размытый на фоне пожара силуэт.
— Алена! — крик бьёт по напряженным нервам. Хочется заткнуть уши и закрыть глаза, чтобы не видеть его перекошенное лицо.
— Алена! Алена, нет! Нет!!!
Ар свалился на колени, просто рухнул, с глупо вытянутыми к сейру руками. Его губы шевелились, но я не слышала его слов. Беззвучно и тихо.
— Не хочу на это смотреть, — прошептала Саресу. — Не могу. Уведи.
— Мы не можем сейчас улететь. Заметит, — шепотом ответил Сарес.
И я отвернулась, давя в себе беззвучные всхлипы, и уткнулась лбом в горячее плечо Сареса. Так легче. Не видно… и я все равно слышала — слышала полный отчаянья крик Ара. Полный такой боли, что сердце сжималось… и пыталось разорваться на части.
— Что я наделал, — сначала глухо и хрипло. — Что я наделал!!! — как безумный. — Пожалуйста, Алена… что я наделал.
И я обернулась. И застыла от увиденного.
Пожар от взрыва быстро утихал, оставляя после себя лишь покореженный каркас сейра, да горстку пепла. А Ар, шатаясь, как раненый, встал с колен и подошёл к скале. И вдруг начал избивать ее кулаками. Удар, снова удар и снова… Удары сыпались на скалу все чаще и чаще, а на ней оставались впадины и отпечатки от рук Ара. Кровавые отпечатки от его разбитых кулаков.
При этом он бормотал как помешанный:
— Алена! Прости! Прости, Алена!
И я не выдержала и попыталась вырваться из рук Сареса.
— Не могу так… объясню… он поймет и отпустит… Пусти.
Сарес не пустил, зажав рот руками и придавив всем телом к наскальному выступу, прошептал:
— Прекрати и подумай о своем ребенке. О его и о своей жизни. Я смогу помочь — вы выживете, ты вернёшься домой, на Землю, а он — тоже очухается, тем более, неизвестно из-за чего он страдает — из-за твоей гибели или из-за потерянной сексуальной игрушки.
И я перестала вырываться. Жизнь моего зарожденного ребенка была для меня превыше всего. И слова Сареса показались правильными, только вот слезы — они текли по моим щекам. Падали огромными каплями внутри скафандра. А там впереди, от отчаянья и бессильной ярости избивал скалу Ар. И с каждым ударом сердце болезненно сжималось от боли, как будто я та самая скала Фуджи и чувствую удары рук Ара. К чему все это?! Зачем? Ведь есть идеальная невеста и с детками от «идеальных» у схилков нет проблем. Но неужели из-за меня он так страдает, ведь ему действительно плохо. Больно. Я попыталась отодвинуться от Сареса, но он держал крепко, а потом шепнул:
— Держись, — и сделал укол в шею. Не поняла сразу. Тело пронзила острая боль, и я потеряла сознание, опускаясь в теплые руки Сареса.
ГЛАВА 24Я проснулась, потому что кто-то внутри очень сильно хотел есть. Настолько сильно, что это чувство странного голода вырвало из объятий действия этого неправильного, болезненного сновидения.
Медленно я открыла глаза и поняла, что лежу на розовой кроватке в своей каюте на «Идиллии», аккуратно укрытая одеялом, а рядом на столике уже готовый обед… или ужин, короче, еда. Настоящая, вкусно пахнущая, не в пузырьке или тюбике.
Следующие минут двадцать я была занята исключительно пищей насущной и тем, что думала о том, кто приготовил такую вкусняшку. Интересно, хватит ли надолго Сареса заниматься готовкой?! А после легла на кроватку и погладила сытый животик, довольно жмуря заплывшие от слез глазки:
— Жизнь налаживается… жизнь определенно налаживается…
Только вот о хорошем думать было сложно. Перед глазами кусками вспыхивали воспоминания об Аре. Там на скале он не играл, ему было больно. И, увы, — мне тоже было больно, не смотря ни на что! От одних воспоминаний сердце рвалось на куски, замирало, отказываясь биться.
Но что ждало меня там, если бы я решила остаться с Аром?! Постель, однозначно… пока не надоем. Свадьба. Не моя. В скором времени. Дети… тоже не мои… Однозначно, ничего ведь хорошего! Совсем ничего! Тогда почему я снова беззвучно плачу?! Тот самый случай, когда сердце управляет разумом, а здравый смысл твердит болезненную правду:
— Он не мой и никогда не будет моим. Я правильно сделала, что ушла.
