сосед вошел в комнату.
Но парень никак не отреагировал, даже не взглянув в его сторону.
— Эван? — предпринял вторую попытку Малфой. — У тебя что-то случилось?
— У тебя случилось, — бросил холодный взгляд Эван, но Скорпиус уловил какие-то нотки сожаления.
— В смысле? — не понял Скорпиус, но почувствовал, как все тело напряглось.
— Завтра узнаешь, — отрешенно ответил Эйвери, закрываясь пологом.
— Эван, объясни… — начал Скорп, но сосед уже наложил защитное заклинание вокруг своей кровати, что не услышит его.
Скорпиус не знал, вернулась ли Роза ночевать, но надеялся, что с утра увидит ее живую и невредимую. Может, Эйвери что-то знал об этом? Скорпиусу так и не удалось уснуть.
Однако, когда с утра он за столом увидел Розу, настало минутное облегчение. Главное, что с ней все в порядке. Но что-то было не то.
Малфой сразу направился к Уизли, чтобы забрать ее в Выручай-комнату, рассказать обо всем, услышать про ее успехи, в конце концов поздравить лично с победой в матче. Но идя по центральному проходу в полнейшей тишине, Скорпиус понял, что не то. От него отворачивались куда с большим отвращением в сравнении с тем днем, когда он вернулся в школу.
— Пошли, — на половине пути его встретила Роза и, не давая ему и рта раскрыть, потащила его вон из зала, а Скорпиус отметил, что даже Альбус на него смотрит осуждающе, чего совсем не было еще вчера.
Роза ничего ему не говорила, продолжая тянуть его за руку все выше. В Выручай-комнату. Да, все же мысли у них точно одни на двоих.
— Что случилось? — повторил свой вопрос Малфой, когда они, наконец, очутились одни в комнате, а Роза села на диван, поджимая под себя ноги.
Роза снова не сказала ни слова, протягивая ему, видимо, сегодняшний номер «Пророка».
Темная магия среди нас. Подстава или продуманная замена? Драко Малфой, как главный разработчик темных артефактов, уже находится в камере, ожидая своего приговора, а Люциус Малфой — главный сообщник, которого поймать до сих пор не удалось.
Скорпиус в ужасе смотрел на этот красочный заголовок. Фотография отца в камере Министерства, для ожидающих приговора, в которой сидел и он. Фотография деда времен Второй Магической Войны.
— Ты… — Скорпиус откашлялся, хотя не знал, что сказать. — Веришь в это?
— Я верю тебе, — Роза посмотрела ему в глаза, а Скорпиуса чуть отпустило, ведь она не бросит его. — Люциуса я не знаю, не знаю его истинных причин побега, но судя по отзывам моей матери, он очень нехороший человек, и мог такое сделать. Твой отец… Знаю, что если он и делал артефакты, то точно не сам, только под давлением и страхом… Я думаю, что это ловушка. Его специально достали из Франции, моя мама его не вызывала ни на какие допросы. Запереть его дома, чтобы подготовить доказательства, а потом назначить заседание, которое вообще не имеет никакого отношения к побегу Люциуса. Кто-то имеет доступ к вам в дом. Это могут быть как какие-то мракоборцы, которые устраивали обыск, так и бывшие Пожиратели, которым Люциус мог что-то открыть. Но когда я разговаривала с твоим отцом… Он мне не показался плохим человеком. А сейчас на наш разговор я смотрю совсем по-другому. Он словно ждал. Знал, что это неизбежность. Тогда, на заседании суда, он мне напомнил тебя, в первый вечер этого учебного года — испуганный, зажатый, смирившийся… Я слышала вчера, как мама и Гарри обсуждали случившееся, все произошло вчера. Но они не верят, что Драко хотел кому-то навредить. Иначе Гарри тогда не поддержал бы его и посадил бы твоего отца вместе с дедом. Но то, что твой отец не навещал Люциуса в Азкабане говорит о каком-то их конфликте, чего не знают журналисты, считая, что они заодно. В Министерстве полно их людей. Возможно, это ответный шаг за осуждение Нотта…
— Эйвери, — прошептал Скорпиус, у которого начала складываться картинка. — Он тоже знал… Его отец! Он приходил к твоей матери, мог что-то сделать.
Скорпиус судорожно соображал. На чьей стороне был Эван? Ведь ему вчера все же показалось, что его не устраивает происходящее. Его холод был показной. А, может, это с самого начала было его планом, месть за то, что все годы их дружбы он был изгоем, а теперь он убрал со своей дороги их всех.
— Мне вчера пришло вот это, — опомнился Скорпиус, доставая из своего кармана записку, рассказывая Розе о странностях получения письма и своей безумной теории.
Роза на него посмотрела со смесью удивления и вины, но ее глаза заблестели.
— Напиши что-нибудь, — попросила она.
Выручай-комната дала им перо, и Скорпиус тут же написал точно такую же фразу в пергаменте, а их было не отличить.
— Почерк передается по наследству и обычно через поколение, — Роза не отрываясь смотрела на две одинаковые фразы, словно поставила себе цель найти хоть какоето отличие. — Может, это был Люциус? Мог он бежать из тюрьмы, если до него дошел слух о Драко? Твой отец… мог не послушать своего отца, и у них мог возникнуть конфликт. Мы должны сохранить этот пергамент. Ведь если Люциус вчера был в Хогвартсе и послал тебе письмо, следил в лесу, хотя он не мог так быстро и незаметно добраться от Азкабана, он же в розыске, но убийства маглов были совсем в другом месте, его хотят подставить…
Роза говорила какими-то загадками, пряча глаза. Скорпиус пытался проникнуть в ее голову, но буквально чувствовал, как она держит барьеры. Он стал мысленно давить, но тут же отпустил, видя, как Розе стало слишком больно, что она даже закричала.
— Что ты знаешь об этом? — требовательно спросил Скорпиус, садясь рядом с ней, но потом смягчился, — пожалуйста. Мне нужно это знать.
Роза выдохнула, наколдовав пять колб, вытаскивая свои воспоминания, а Выручай-комната услужливо предоставила им Омут памяти.
— Когда я была у тебя в доме, я обнаружила сундук с тремя воспоминаниями, на котором было написано “компромат на Малфоев”, — начала рассказ Роза. — Я испугалась, что будет еще один обыск, что это найдут, и забрала с собой. И посмотрела потом. Первые три это то, что я увидела, в этих двух мои воспоминания — когда ты был в больнице и я приходила в Мэнор, а тут мой разговор с твоим отцом.
Скорпиус видел, что Роза совсем не хочет погружаться второй раз в эти воспоминания, но все же она взяла его за руку и опустила лицо в Омут.
Отец и его наказание от Волан-де-Морта. Мама, которая так с любовью говорила о нем,