class="p1">Проход освободился. Он был совсем неглубоким: светлое пятно с той стороны маячило неподалеку. Орловский приблизился к открывшемуся проходу, чтобы полезть первым, но я не разрешил.
— Позвольте мне, граф.
По-пластунски преодолев пару десятков метров, разделявших завод Бинцельброда от Большой церкви Святого Вольфрама, я высунул голову из образовавшейся норы. И сразу увидел протечку во времени. Пространство посреди помещения трепетало и отслаивалось. Сквозь пролом выбивался толстый и гибкий световой луч. Один световой конец, изогнувшись полукругом, упирался в остатки подвижной ленты, не окончательно еще выдернутой графом Орловским из своего гнездовища, тогда как второй конец светового луча генерировал силовые провода.
Вот она, протечка во времени!
Подобно извивающемуся червяку, я вывернулся из подземного хода наружу. В этот момент раздался оглушительный выстрел. Я почувствовал, как руку обожгло чем-то горячим.
— Засада, граф! — вскрикнул я.
Из норы донеслось сдавленное рычание, затем высунулись два пистолета, сейчас же раздались ответные оглушительные выстрелы. После этого показалась верхняя половина графского туловища, судорожно извивающаяся в попытках выбраться из слишком узкого для него хода.
Грохнули новые выстрелы. Я откатился в сторону, укрывшись за толстыми швеллерами. В свою очередь граф выбрался-таки из подземного хода наружу и, осыпая невидимых врагов проклятьями, откатился в противоположную от меня сторону. В этот момент одиночные выстрелы в нашу сторону сменились пулеметными очередями. Это был огонь на уничтожение. Я сжался в комок, чтобы уменьшить площадь возможного поражения, и замер, не понимая, в каком времени нахожусь. Я понятия не имел, что в 1812 году на вооружении имеются пулеметы. Или это очередной сюрприз от протечки?!
«Сюрприз», — согласился со мной внутренний голос.
«А какая разница? — подумал я в ответ внутреннему голосу. — Если у врагов имеется пулемет, я пас. Я с собой всего пару метательных ножей захватил. Огнестрельное оружие — не мой профиль.»
Граф в своем углу замолчал. Я надеялся, что Орловский не убит, а сообразил: ругань указывает на местоположение. Несмотря на то, что световой луч освещал помещение ровным желтым светом, немного напоминающим лунный, в церкви Святого Вольфрама было темновато. Нам с Орловским темнота на руку: можно скрываться за швеллерами. Швеллерами были крупными, поэтому от них отскакивали даже крупнокалиберные пули. В любом случае наше местоположение швеллера скрывали.
Враги, — вероятно, не желая тратить патроны, а может, в убеждении, что с нами покончено, — прекратили поливать комнату из пулемета. В боевых действиях наступила пауза. Я схватился за раненную руку и поморщился: рука болела. Завозился, пытаясь оторвать от одежды кусок ткани для перевязки. С вражеской стороны в это время послышался аналогичный треск, и я понял, что ранение не у меня одного. Выстрел Орловского попал-таки цель! Впрочем, количество врагов требовало уточнения: по моим прикидкам, велась пальба с двух сторон.
— Это ты, князь Андрей, сука? — послышалось с противоположной стороны помещения.
Я узнал голос тестя.
— А, родственничек?
— Ты зачем, князь Андрей, приперся? Смерти ищешь?
— Тебя, Иван Платонович, в белых тапочках.
Раздалась пулеметная дробь, но я предусмотрительно откатился в сторону.
— Оставь световой луч в покое и уматывай! Ты ж на моей дочке женат, падла… Эй, князь Андрей, что скажешь? Живой еще?
— Не стреляй на голос, тогда скажу.
После секундной паузы послышалось:
— Зуб даю, не выстрелю. Какой ответ, чувак?
— Обломайся, гнида. Световой луч должен быть погашен.
— Тогда, князь Андрей, я тебя здесь прикопаю.
— Жопу не надорви, Иван Платонович.
Ситуация выглядела патовой: до протечки во времени рукой подать, но дотянуться совершенно невозможно.
Люси Озерецкая, дневник, в то же самое время
Андрэ ушел вместе с графом Орловским, а мне сделалось не по себе. А если Андрэ погибнет? Или, еще хуже, найдет протечку во времени и возвратится назад, в будущее? Как мне без Андрэ обходиться?
В волнении я позвонила маман.
— Ах, маман, — сказала я ей, — я так волнуюсь за Андрэ. Он куда-то подался на ночь глядя. Сказал, что вернется утром. Я так за него волнуюсь.
Маман ответила не менее взволнованным голосом:
— Наш папан тоже ушел в ночь. Сказал, что ему нужно помолиться в Большой церкви Святого Вольфрама за успех важного мероприятия. Вернется утром.
Меня словно силой ударило, ведь Андрэ направился на завод Бинцельброда, а это совсем рядом с Большой церковью Святого Вольфрама. Андрэ и папан наверняка встретят друг друга, и добром их встреча не кончится.
Раньше я слышала, как папан и Андрэ угрожают друг другу, но сама беседа происходила в вежливой и корректной форме: она не выглядела пугающей. Теперь я осознала со всей очевидностью: сегодня ночью — может быть, через час-другой — папан и Андрэ начнут в друг друга палить, причем в живых останется единственный. А что если, если папан убьет Андрэ? А что если Андрэ убьет папана? Какой ужас!
— Маман, извини, не могу больше разговаривать! — крикнула я в трубку и отключилась.
После этого я кинулась лицом в подушку и разревелась. Натали стала меня утешать, с возгласами:
— Барыня! Барыня! Что случилось, скажите на милость?
— Они там, оба, — сообщила я, глотая потоки слез, — Андрэ и папан, один на заводе Бинцельброда, а второй в Большой церкви Святого Вольфрама. И они друг дружку убивают.
— Ах, барыня! — вскричала Натали, — Да ведь надо что-то делать!
Делать! Конечно, делать — как я сразу не сообразила!
— Мы немедленно едем туда! — сообщила я, вскакивая с постели и утирая слезы. — Как считаешь, Натали, какое платье мне лучше надеть?
Уже через час мы покинули «Европу» и взяли извозчика.
— Гони на Вторую Немецкую, — распорядилась Натали, — к Большой церкви Святого Вольфрама.
— Нет, нет, — сказала я, припудривая оставшиеся слезинки. — На завод Бинцельброда.
Я решила, что проще отговорить от безумной затем мужа, чем папана.
Через некоторое время мы подъехали к воротам завода Бинцельброда.
— Ждать али как? — спросил извозчик.
— Али как, милый. Мы здесь надолго, — ответила за меня Натали.
Извозчик уехал, а мы стали думать, каким образом проникнуть на заводскую территорию. О том, чтобы перелезть через забор, нечего было и думать: забор был высоким, сажени в три высотой. Оставалось зайти через проходную, но там наверняка дежурил человек. Разве дежурный нас пропустит? Если только умолить его всеми святыми на земле.
— Давай постучимся и попросим впустить нас внутрь, — предложила я.
— Да ведь не пустят, — усомнилась Натали.
— Скажем, что заблудились, и попросим переночевать до утра.
— Вы шутите, барыня?! — вскричала Натали. — В Петербурге заблудились? Переночевать до утра на заводской территории? Да нешто нам поверят?! Ночью на заводскую территорию сторожа разве что падших женщин пустят.
— Падших женщин? — переспросила я и выразительно поглядела на Натали.
— Ну да, падших
