оно крупно и так стройно, что не верится <…> Поверь мне, чудесная жизнь ожидает нашу родину, и неузнаваемо хорош станет народ — хозяин земли русской… События… открыли поле работы для всех»[524].
4 марта в Петрограде принял участие в Совещании представителей различных видов искусств, устроенном М. Горьким на его квартире (Кронверкский проспект). Он был среди инициаторов организации художественной интеллигенции. В дневнике А. Н. Бенуа от 4 марта: «Рано утром телефон от Кузьмы Петрова-Водкина. Приглашает меня сегодня к Горькому: он-де, Кузьма, был вчера вечером у Алексея Максимовича, и они нашли, что теперь самое время соединиться художникам, обсудить общее дело и (поразительная конкретность и быстрота) наметить кандидата в министры искусства. Даже все уже согласились на том, что министром должен быть Дягилев»[525]. На Совещании обсуждался вопрос об охране памятников искусства. Присутствовало более 50 человек. Совещание избрало «Комиссию по делам искусств». В нее вошли А. Бенуа, М. Горький, М. Добужинский, К. Петров-Водкин, Н. Рерих, И. Фомин, Ф. Шаляпин. Комиссии было поручено вести переговоры с Временным правительством по всем вопросам, связанным с охраной памятников искусства и старины, которые начались уже на следующий день.
5 марта Временное правительство образовало Комиссариат для охраны художественных ценностей, в состав которого вошли члены комиссии. По вопросу охраны памятников и ряду других комиссия в те же дни начала сотрудничать и с Петроградским Советом, и с Временным правительством был поставлен вопрос о проектировании памятников борцам за свободу.
В середине марта «Комиссия Горького» была узаконена при Исполнительном комитете Совета рабочих и солдатских депутатов как «Комиссия по вопросам искусства», при Временном правительстве эта же комиссия была оформлена как «Особое совещание по делам искусств»[526]. В Особое совещание входило 18 человек. Петров-Водкин был избран в три комиссии Особого совещания: музейную и охраны памятников, комиссию торжеств и комиссию по художественному образованию.
В марте по поручению «Комиссии Горького» выезжал в пригороды Петрограда для осмотра состояния загородных дворцов. В результате из Петергофского дворца была удалена занявшая его помещение военная охрана, в ораниенбаумских дворцах, где были попорчены и расхищены произведения искусства, было решено составить опись, часть вещей увезти в одно из государственных учреждений и т. д.[527]
7 апреля получил извещение Временного комитета уполномоченных Союза деятелей искусства об избрании его членом Исполнительного комитета[528], председателем был архитектор А. И. Таманов.
20 апреля М. Горький известил Головина о том, что Особое совещание прекратило свою работу. Аналогичное сообщение сделал в печати М. Добужинский. Однако Особое совещание ликвидировано не было и продолжало функционировать по выработанной программе[529]. Ф. А. Головин — комиссар Временного правительства над бывшим министерством двора и уделов, ранее — председатель 2-й Государственной думы.
17 мая Головин предложил Петрову-Водкину принять участие в работе Совета по делам искусств. Сообщение о назначении его членом Президиума Совета по делам искусств последовало 27 июня[530].
В мае — июне в газете «Дело народа» опубликовал цикл статей «На рубеже искусства». «Крылья народа — есть его искусство. Нет больших задач у Искусства, как проникновение в тайники души человеческой и равнение ее на тайники мирозданья. <…> И вот на этом искусство наших дней было застигнуто великим испытанием человеческого духа и тела — ужасом европейской войны. <…> Это было первое предостережение художнику. Второе и последнее предостережение — это переворот: он вызовет на просмотр не только сделанное человеком, но и самый механизм структуры человека, и большая, поистине большая требовательность будет предъявлена к художнику»[531].
«…прекрасная жизнь будет. <…> И не борьбою взаимоотношений людей меж собой определится конечная высшая культура, а отношением их к миру, этим и будут перемерены ценности цивилизации. Художник всегда был и есть носитель этого идеала, ибо наличность этого идеала необходимо связана с его работой. <…> Правда художника и есть в незаинтересованности сегодняшним днем и еще в том, что инстинкт творчества не дает ему, художнику, никакой „выгоды“, и вся его выгода вообще в радости пропускания через собственную душу общей души, общей мысли, не мирящейся с отдельными местными целями. <…> Вышесказанное не значит, что художник есть или должен быть безучастным гражданином, — нет, он должен участвовать в общей жизни, но пафос своего творчества при всем желании не сумеет он вложить в это дело, не сумеет вложить полную душу: если он вложит — он ослепнет и за мельницами Дон-Кихота не увидит мельницы всей жизни и сути вращения. <…> их [художников. — Н. А.] назначение на земле — быть достойными красоты окружающего мира, быть смелыми в поисках, быть сынами планеты огненной»[532].
«Таким убитым временем представляется мне толчея молодежи в „Союзе деятелей искусства“. Я уже говорил и повторяю: не сможет истинный художник вложить свой пафос ни во что другое, кроме искусства, и только через искусство — полноправность мастера на земле»[533].
Май — июнь — планы организации сатирического журнала «Тачка». Луначарский сообщал: «…еду в ред. „Новой жизни“ на 2е собрание имеющего скоро выходить лево-социалистического сатирического журнала „Тачка“. Редактор его футурист с-д Брик. В Литотделе А. М. Горький-Пешков, твой слуга, Эмиль Кроткий, Оль д’Ор, Базаров, Левидов и др. В Художественном: А. Бенуа, Петров-Водкин, Альтман, Маяковский…»[534]
20 мая (2 июня) в газете «Дело народа» опубликовал заметку «Письмо в редакцию», в которой автор писал о необходимости привлечь к организации народного образования и деятельности народных школ специалистов по художественному образованию. Речь шла о приглашении таких специалистов в образованную при министерстве народного просвещения особую комиссию.
28 июня в газете «Дело народа» в цикле «На рубеже искусства» опубликовал статью «О науке видеть», где излагал основы своей педагогической концепции. Речь шла о постановке художественного воспитания в общеобразовательной школе.
«Человечество „слепнет“, принимая „на слово“ видимое, человечество разучивается осмысливать до конца, ощупывать сущности, поступаемые через глаз. И то, что ребенок, благодаря, может быть, спасительному атавизму, еще способен воспринимать „странности“, „несхожести“ предметов, — то с первых же шагов общеобразовательных школ изгоняется, заменяется „умозрением“ явлений жизни. И благодаря такому отвлеченному восприятию видимости, распространяемому далее на всю жизнь, глаз лишается и в дальнейшем возможности увидеть: в колебании листика ветром / Ураганы надземных миров… Лишается полного соприкосновения с предметом, глаз скользит по нему. <…> Задачи образования таковы: какую бы специальность ни избрал потом юноша, прежде всего образование должно ему дать полность человеческую, должно дать возможность ощутить весь мир, то есть стать самым удобным аппаратом для восприятия мира и для самопоставления себя миру. Средняя школа должна дать боевое вооружение молодому аппарату, дать возможность „видеть“ вполне
