Сейчас он ломал голову над тем, как наградить вырвавшихся с ним людей и родственников тех, кто погиб. Особенно того паренька, что закрыл своим телом короля от стрел.
Списки он уже составил.
Но что им давать? Чем награждать? Вопрос… большой вопрос. Просто выдать обычные награды было нельзя. Точнее, их надо, конечно, выдать, но ими не ограничиваться. Как их подчеркнуть?..
Утро вечера мудренее.
Требовалось отдыхать. Пить укрепляющие отвары и отдыхать. Чтобы самому бы выжить. Ведь тут нормальных лекарств еще не было. И, «поймав» то же воспаление легких, можно было готовиться к отходу в иной мир.
—Великий крестовый поход…— тихо прошептал себе под нос Иоанн, засыпая.— Наркоманы чертовы… Это надо же было его так назвать?! Осталось провозгласить меня Богом-Императором и призвать повести человечество на другие планеты.— продолжил он шептать себе под нос. И замер.
«А что? Император я или нет? Не Бог, конечно. Но может быть учредить специальный орден для личной гвардии защитников? Адептус Кустодес или что-то в этом духе? А потом еще кого. Благо, что в Вархаммере всякое фигни навыдумывали валом…»
С этими мыслями он и заснул.
А проснувшись ближе к полуночи, взял бумагу и начал набрасывать на ней эскизы регалий и устав будущего ордена. Попутно делая заметки из своих воспоминаний, вроде Имперских комиссаров, Адептус Сороритас и так далее…
Глава 8
1479 года, 12 августа, Москва
—Наконец-то Москва…— с какой-то тревогой произнес король, увидев с очередного холма свою столицу.
Армию он сдал подошедшему к Риге Даниилу Холмскому. Поручив ему громить и крошить все в Ливонии, неся местным жителям «демократию и свободу слова» в самой ее незамутненной и либеральной форме. То есть, жечь, убивать, грабить и иными способами утверждая «общечеловеческие ценности».
В поддержку же своему славному генералу он призвал татар из «королевской стаи». Предложив им три волка за каждого здорового человека, которого они приведут из Ливонии в Тавриду. И четыре, если убедят его по пути принять православие. За чем должны были следить священники, выделенные Патриархом на местах, осуществляя и приемку людей в Крыму, и выплаты татарам. Для греков возрождение православного населения Тавриды было отрадой великой. Поэтому Маниул и его люди старались как могли. На совесть.
Иоанн уехал из Ливонии, совершенно не думая о том, какой ад он учинил там. Как и о том, что простое население ни в чем не виновато. Ему было в общем-то на это плевать. Эмоции уже отошли и мыслил король рационально, видя в своем поступке шанс для решения разом сразу двух крайне важных вопросов.
С одной стороны — заселение Тавриды лояльным населением. Ведь куда ему оттуда бежать? К османам? К татарам? К черкесам? Куда не подайся — всюду такие соседи, что сидеть лучше на полуострове и не дергаться. Оттого лояльность у них будет хоть и вынужденная, но вполне искренняя. А потом закрепиться через два-три поколения. С другой стороны — освобождение земли в Ливонии от местных жителей для того, чтобы туда стали массово переселяться люди с Полоцких владений, Псковских и Новгородских. Что позволило бы в самые сжатые сроки сделать эти прибалтийские владения максимально лояльными державе.
Так что король ехал домой, а на его душе порхали бабочки. Там же, далеко на северо-западе творилась кровавая вакханалия. В которой с одной стороны Холмский с совершенно непреодолимой по силе армией крушил замки да крепости. А с другой стороны королевские татары рыскали по полям и весям в поисках людей. Которых хватали и волокли на юг. Ну и грабили. Куда же без этого?
Наш герой не стал повторять своей ошибки и отправился в Москву с серьезным контингентом. Он взял с собой роту улан и роту гусар, причем тех самых, что вооружены огнестрельным оружием. Они позже, конечно, вернутся на театр боевых действий, но сейчас сопровождали своего правителя. А то, мало ли, какая еще тварь засаду решит учинить?
Когда же до Москвы осталось буквально три километра, случилось небольшое ЧП. Король и его сопровождающие оказались вынуждены остановиться. Со второстепенной дороги вырулили ребята, с многочисленными подводами. И невольно заблокировали шоссе.
Первая мысль — нападение.
Поэтому гусары быстро распределились вокруг улан, и выхватили свои мушкетоны. А уланы взяли короля в кольцо, прикрыв собой и своими доспехами. Впрочем, Иоанн в этот раз тоже не с «голым задом» был, а красовался в своих прекрасных латах.
Минута прошла.
Вторая.
Третья.
Однако ничего не происходило. Только с второстепенной дороги продолжали выдвигаться подводы с дровами, направляясь к Москве.
—Обжегся раз, так и на лед начинаешь дуть…— с некоторым раздражением отметил король, поняв, как смешно выглядит. Однако ордер охранный не распустил и продолжал так стоять пока подводы не выползут полностью и не удалятся вперед хотя бы на полкилометра. Чтобы у него оставался зазор по времени и пространству в случае чего.
Можно, конечно, было бы остановить этих людей и согнать на дорогу. Но зачем? Сам процесс сгона ослабил бы защиту и привел к тому, что всадники короля завязли бы в этой толпе. Чем могли легко воспользоваться нападающие. Может быть они этого и ждали?
Ничего необычного в это кавалькаде не было. Обычный организованная колонна фургонов «станции». Ну, чего-то типа МТС 1930-х годов, только без тракторов.
Московская провинция королевского домена делилась на городские округа и уезды. Первые — суть города с ближайшим пригородом. Вторые — сельские структуры, собранные вокруг крупного села с россыпью мелких деревушек да хуторов вокруг. Из комбинации городских округов и уездов формировались волости. А из тех, в свою очередь, провинция.
Так вот — в каждой волости имелось по такой станции, состоящей из конюшни и подвижного парка телег, саней, волокуш, плугов, борон и так далее. Что превращало эти станции в инструмент первичной механизации сельского хозяйства.
Организационно то порядка семидесяти процентов пашни Московской провинции и так были сведены в колхозы. Получившие в лице этих станций инструмент механизации, высвобождающий огромное количество рабочих рук. И кардинально повышая эффективность сельского труда. Особенно в сочетании с новым циклом.
Лошадей для станций закупали у татар.
Мелкие и в общем-то дохлые «копытные» не обладали выдающимися качествами. Однако они были дешевыми и категорически неприхотливыми в уходе и корме. А что еще нужно на начальном этапе?
Одна беда — подводы с ними выглядели совсем уж ничтожными. Много ли утащит мелкая, дохлая лошаденка, которая чуть крупнее пони? Поэтому штатным фургоном была двуколка с центральной оглоблей. Что породило некий стандарт для колеи в духе древнеримской — в «две лошадиные задницы».
