Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
самые энергичные, самые практичные, самые содержательные человеческие типы» (Шумпетер 2008, с. 522–523). Предпринимательство из прорывного процесса, основанного на личной инициативе, на самодеятельности, превращается в рутинный процесс, основанный на механических и автоматических процедурах:
«Поскольку капиталистическое предпринимательство в силу собственных достижений имеет тенденцию автоматизировать прогресс, мы делаем вывод, что оно имеет тенденцию делать самое себя излишним — рассыпаться под грузом собственного успеха. Совершенно обюрократившиеся индустриальные гиганты не только вытесняют мелкие и средние фирмы и “экспроприируют” их владельцев, но в конечном итоге вытесняют также и предпринимателя и экспроприируют буржуазию как класс, который в этом процессе рискует потерять не только свой доход, но, что гораздо более важно, и свою функцию» (Шумпетер 2008, с. 515).
Творческое разрушение превращается в творческое саморазрушение: «капиталистической системе органически присуща тенденция к саморазрушению, которая на ранних стадиях вполне может проявляться в виде тенденции к торможению прогресса» (Шумпетер 2008, с. 546). Разделяя риски, предприниматели понижают процент на капитал. Следствием становится финансиализация — перераспределение предпринимательского дохода в пользу дохода на капитал (финансовых прибылей), упадок реальных инвестиций, снижение буфера между предприятием и неопределенностью среды. Предприятия без предпринимателей превращаются в титулы собственности:
«Капиталистический процесс, подменяя стены и оборудование завода простой пачкой акций, выхолащивает саму идею собственности. Он ослабляет хватку собственника, некогда бывшую такой сильной, — законное право и фактическую способность распоряжаться своей собственностью по своему усмотрению. В результате держатель титула собственности утрачивает волю к борьбе — борьбе экономической, физической и политической за “свой” завод и свой контроль над этим заводом, он теряет способность умереть, если потребуется, на его пороге. И это исчезновение того, что можно назвать материальной субстанцией собственности, — ее видимой и осязаемой реальности, — влияет не только на отношение к ней ее держателей, но и на отношение рабочих и общества в целом» (Шумпетер 2008, с. 524).
В древности смыслы появились для того, чтобы люди смогли выжить, но постепенно люди стали жить, чтобы появлялись смыслы. В аграрном обществе люди воспроизводили самих себя благодаря земле, ручному труду и применению животных, их выживание основывалось на силах природы. Промышленное общество позволяет применять искусственные силы, силы технологии. «По своей сущности, технология — это программирование природы» (Arthur 2011, p. 203). При этом парадоксальным образом по мере роста своей сложности технологии становятся тем явлением, которое люди не могут программировать по своему выбору, и люди хотят вернуться к природе. «Наша глубочайшая надежда, как людей, связана с технологиями; но самое глубокое доверие мы испытываем к природе» (Arthur 2011, p. 11).
Природа больше не может оставаться лишь средой, которая является средством для самовоспроизводства людей. Эксплуатация природы ставит под угрозу ту цель, ради которой возникли смыслы — сохранение человеческого рода. Но главным природным ограничением оказывается не окружающая среда, а сам человек как живое существо, его ограниченная способность поддерживать растущую социально-культурную сложность. Безудержный рост населения больше не может продолжаться. Люди и их потребности достигают пределов, установленных природой самого человека и возможностями среды.
Капиталистический (бес)порядок с его контрнормами подрывает тот защитный традиционный слой, в котором укоренено общество-система. «Капиталистический порядок не только опирается на подпорки, сделанные из некапиталистического материала, но и энергию свою черпает из некапиталистических моделей поведения, которые в то же время он стремится разрушить» (Шумпетер 2008, с. 546). Мораль и семья — элементы традиционного социально-культурного порядка, на которых основывается капитализм, которые подрываются капитализмом и без которых капитализм не может выжить. Дети значат меньше, чем они значили прежде. Бездетные и однодетные браки, впервые возникшие в среде буржуазии и интеллектуалов, распространяются на все общество из-за сплошной рационализации жизни, которая является одним из результатов капиталистической эволюции:
«Как только урок утилитарного отношения к жизни усвоен и мужчины и женщины перестают принимать как должное традиционные роли, уготованные им их социальным окружением, как только они приобретают привычку взвешивать все плюсы и минусы, связанные с любым предпринятым ими шагом, — иначе говоря, как только они начинают пользоваться в своей личной жизни некой негласной системой учета издержек — они неизбежно начинают понимать, на какие жертвы им придется пойти, если они решатся создать семейные узы и завести детей, а также то, что в современных условиях дети уже не являются экономическим активом, если только речь не идет о семьях крестьян или фермеров. Эти жертвы не ограничиваются теми, которые можно измерить деньгами, но включают также и неизмеримый ущерб комфорту, беззаботности и возможности наслаждаться альтернативными занятиями, привлекательность и разнообразие которых все время растет, — а радости материнства и отцовства, с которыми эти альтернативы сравниваются, подвергаются все более и более критическому анализу» (Шумпетер 2008, с. 542).
Рациональный выбор как выбор контрфактов и норм на основании контрнорм ведет в конечном счете к разложению всякой нормативности, всякой единой социальности, к гибели общепризнанных богов и героев, к разложению всякой культуры на ряд контркультур, то есть к распаду всякого общества на ряд контробществ, кризису единого смысла и опыта — и в итоге к кризису расширенного сознания, выросшего из традиционного, единого смысла и опыта. «Разрушая докапиталистический каркас общества, капитализм, таким образом, сломал не только преграды, мешавшие его прогрессу, но и те опоры, на которых он сам держался» (Шумпетер 2008, с. 520).
Гонка с неопределенностью оказывается похожа на любую другую гонку: чем быстрее едешь, тем больше шансов выиграть у конкурентов, но и тем больше шансов свернуть себе шею. Это же верно и для рационального выбора: чтобы быстрее расти, нужно больше контрнорм, но они ведут к разрушению самих основ общества. Рациональный выбор ускоряет эволюцию смыслов и повышает их эффективность за счет более полного использования природных и культурных эффектов. Но рациональный выбор также подрывает нормы и традиционный порядок, а государство — элемент традиционного порядка. Капитализм приспосабливает государство к своим нуждам, но не может изменить основополагающего принципа государства. Государство основано не на утилитарных мотивах и прибыли. «Государство» Платона посвящено не деньгам, а справедливости.
Если, по выражению Шумпетера, «капитализм губят его собственные достижения» (Шумпетер 2008, с. 364), то социализм является попыткой завершить капитализм до того, как он достигнет всего, чего может достичь. Однако опыт показывает, что преждевременное завершение невозможно. Социализм XX века не был исторической альтернативой капитализму, он был лишь его оборотной стороной. Социализм и капитализм были лишь двумя разновидностями расширенного самовоспроизводства: капитализм как децентрализованный капитал и социализм как капитал централизованный. Тот и другой основывались на наемном труде, на росте рабочей силы и присвоении прибавочной стоимости как условиях своего функционирования.
Продолжение самовоспроизводства в расширенном масштабе требует, чтобы росли и численность, и сложность рабочей
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
